– Каком таком кубитном измерении? Я даже не знаю, что это такое.
– Но ты только что говорил в кубитах и быстро так, скороговоркой!
– Честно говоря, Билли, я как будто был немного не в себе, – признался Головин.
– Я понимаю. Это называется эффектом отстранения, когда процесс осмысления мешает потоковому обмену, и тогда сознание отключается, и человек перебрасывает информацию в другом формате.
– Думаешь?
Головин почесал в затылке.
– Да, я знаю об этом. И мне со станцией приходится общаться в похожем режиме, правда, передавать такое количество информации не приходилось.
– А что это за кубитное видение такое? – уточнил Головин, дотрагиваясь до живота. Его ещё немного подташнивало.
– Кубитное видение – это видение в абсолютных координатах. Понял?
– Я его просто так видел. И как от него отвалился здоровенный фрагмент – насколько я понял, с какой-то гигантской пушкой.
– Это была башня с установкой «банзетт». Очень опасная штука. Станция после поражения ею восстанавливает выбитые фрагменты в течение двух недель. «Мичуринец» имеет восемь таких башен.
– Вот про это название я хотел спросить – что оно значит?
– Понятия не имею. Так мне транслирует станция. А ещё есть «Нуни», «Аллоиз» и «Параманика». Они приходят поочередно, и станция вынуждена вести с ними перестрелку.
– Офигеть! А что это за война? Кого и с кем?
– Слушай, пойдём перекусим. Ты будешь – основные блюда, а я ограничусь парой гранул.
– Пойдём, – сразу согласился Головин. Абстрактные темы, в которые здесь приходилось погружаться повсеместно, настолько его озадачивали, что хотелось прикоснуться к чему-то обычному, например поеданию аварийного пайка.
Перекусывали они у себя в жилом углу. Головин, соблюдая последовательность принятия элементов, а Билли – просто так, чтобы разнообразить досуг.
– Вот эта загущенная вода, она всё же не даёт такого эффекта, как обычная мономолекулярная, – пожаловался Головин, – у меня в брюхе какой-то непорядок. До диареи дело не доходит, но как будто не так там всё уложено. Нет того удовольствия от еды.
– То, чем ты питаешься, Марк, никак не связно с удовольствием.
– Возможно, Билли, но ты богач. По крайней мере, был им, а я привык питаться недорого и оптимально.
– А хочешь, я тебя водой напою? – спросил Билли, чувствуя неловкость от того, что высказался в адрес Головина не слишком этично.
– Водой? Здесь?
– Да. Есть у меня тут поилка, куда вода поступает прямо из окончательной переработки из зоны синтеза.
– Было бы неплохо, Билли. А это далеко?
– Нет, совсем недалеко. Идём.
Билли поднялся со своего жёлтого стула, а Головин – с кровати, на которой сидел, и они пошли в том же направлении, что и в прошлый раз, но свернули раньше и ещё немного поплутали по одинаковым смежным помещениям, пока Билли не остановился посреди одного из них.
– Пришли? – спросил Головин, осматриваясь, надеясь заметить хотя бы намёк на какой-то трубопровод или стоящий у стены кулер. Но ничего не было.
– Вот здесь, – сказал Билли и сделал несколько шагов к ближайшему углу, после чего Головин сумел разглядеть на стене что-то похожее на торчащий из-под штукатурки провод.
Он подошёл ближе, надеясь, что, как в случае с большой панелью управления, что-то проявится по мере приближения, но нет. Был только этот проводок.
– Вот тут вода, Марк. Можешь пить прямо из этой трубочки, – сказал Билли.
Головин недоверчиво осмотрел трубочку и потрогал её пальцем. По виду обычная пластиковая трубочка.
– Не беспокойся, там нет ни яда, ни грязи.
– А почему ты так уверен?
– Потому, что в ней нет ничего, пока ты не потянешь из неё.
– А ты?
– Я отвык. Первый год приходил сюда часто, потом реже, потому что лучше освоил технику реализации внутреннего состояния. Но раз в месяц бываю, чтобы станция не оптимизировала метку. Хотя вода мне и не нужна, но всё-таки какое-то разнообразие.
Головин осторожно взял трубочку в рот и потянул. И действительно, из неё пошла вода, имевшая лёгкий привкус мела. Головин одно время покупал такую, потому что на неё были хорошие скидки.
Он пил довольно долго, однако привычного насыщения не почувствовал, просто какую-то тяжесть в животе. Впрочем, здесь все ощущения были какими-то приглушёнными.
