У нее в лице ни кровинки. Как будто услышала что-то ужасное.
— Но я не хочу!
— Ты передумала?
— Бенжамен, я никогда не хотела с тобой разводиться. Я люблю тебя.
Я немею и чувствую, что тоже становлюсь белым как мел.
— Ты все драматизируешь, Бенжамен. Конечно, мы временами ссоримся, конечно, мы не всегда понимаем друг друга, но это нормально. Это обычные невзгоды обычных супружеских пар.
Интересно, откуда она взяла это выражение, оно ей так нравится. Может быть, от кого-нибудь слышала: от Одиль, от Мартена? Или напрямую из уст Баранов?
Она меня не убедила. Не бывает обычных пар. Или же они счастливы, и тогда у них не бывает таких невзгод.
— Ты меня любишь, Бенжамен? Ты меня все еще любишь?..
— Ну… нет.
Потерянный взгляд. Она хватает меня за руку — внезапно, отчаянно.
— Бенжамен… Это жестоко!
— Ну извини.
— Ты все это затеял, чтобы мне отомстить! Но ты меня любишь, Бенжамен, ты меня все еще любишь…
— Нет. Я к тебе привязан, но кроме дружеских чувств, увы, ничего…
Боже мой, как тяжко произносить такие слова! А слышать…
Она краснеет, она вскакивает. Мне становится легче: вот и все, помутнение разума прошло.
— Привязанность! Дружеские чувства! Плевала я на них! Я хочу любви!
Вспоминаю некого Мартена, думаю о красоте Беатрис — красоте, которой она так гордится. Нет, все далеко не так безнадежно…
Успокаиваю ее, говорю, что любовь еще будет, и не одна, говорю, что она красивая, что она очень нравится мужчинам, что… Но она обрывает меня на полуслове:
— Бенжамен, не болтай ерунды. Я не дам тебе развода, и точка! Никаких разговоров! А если я против, ты не сможешь развестись.
— Смогу… Наверное, смогу, если потребую развода в связи с «прекращением супружеских отношений», так это называется.
— Нетушки! Плохо же ты «все разузнал»! Развод ты сможешь получить только в том случае, если мы два года проживем раздельно.
— Разве?
— Да! Я спросила подругу Одиль, ну, ту, которая адвокат, и она четко разъяснила, какие у меня права!
— Что ж, в таком случае поживу два года один и получу развод.
— А если ты так сделаешь, тебе же самому будет хуже: это уход из семьи. Я не разрешу тебе видеться с Марион даже по выходным, даже на каникулах, а через два года нас разведут — по твоей вине. Да, ты получишь развод, но ты готов два года не видеться с Марион?
— Этого не может быть! Даже если между нами прекратились супружеские отношения, я могу уйти и продолжать видеться с Марион…
— А вот и нет! Ошибочка вышла! Ничего подобного! Если ты считаешь, что имеет место, как ты изволил выразиться, «прекращение супружеских отношений», ты обязан это доказать. Или мы должны проживать раздельно больше двух лет на самом деле — и тогда прощай, Марион! Если только ты не предоставишь суду доказательства. То есть в этом случае тебе придется найти сколько-то там свидетелей, которые подтвердят, что у нас с тобой эти самые «супружеские отношения» прекратились! Желаю успеха! Но знаешь, было бы ну просто очень странно, если бы наши друзья стали против меня свидетельствовать, попробуй, попробуй — увидишь, что получится!
Да, пожалуй, было бы очень странно. Наши друзья — это ее друзья. И все-таки я сильно сомневаюсь, что закон может приговорить человека к жизни с женой, если он этого не хочет, лишь потому, что он не нашел нужных свидетелей.
Начал блефовать — блефуй до конца!
— Беатрис, понятно же, что ты так говоришь только затем, чтобы я отказался подавать на развод.
— Думай как хочешь. Патриция свое дело знает и справку дала точную.
— Что еще за Патриция? Впервые слышу это имя.
— Господи ты боже мой! Да подруга Одиль, адвокат, сто раз про нее говорила! И она даже не взяла с меня денег за консультацию, как мило, правда?
— Прелестно!
Она пожимает плечами, потом закатывает глаза… и она еще хочет, чтобы я любил ее? Чтобы при всем при этом я ее еще и любил?
— Ну и зачем ты ходила к этой адвокатше, если не хочешь разводиться?
— Обеспечить себе в случае чего защиту. Мне казалось, ты что-то втихаря замышляешь. Хотела знать свои права. Месье мне не верит? Месье нужны доказательства? Да пожалуйста! Вот они!..
Она резко встает, бросается к письменному столу, роется в своем личном ящике, в котором обычно хранятся черновики, — мне запрещено его открывать, и я не открываю, — находит какие-то бумажки и брошюрки, торжествующе потрясает ими и швыряет мне на колени.
