Все эти люди потратили столько времени на облачение в свои маскарадные костюмы, что наряд, как правило, так и не был замечен людьми, жившими с ними. Зачастую им предоставлялась отсрочка, и они до последнего оставались собой. Но тогда отложенное переодевание совершалось стремительно; из всех фасонов лишь этот был неотвратим. Мне никогда не приходило в голову, что между м‑ль Х и ее матерью можно обнаружить какое-то сходство, — с последней я познакомился в бытность ее старухою, похожей на сплющенную турчанку. И правда, м-ль Х всегда для меня была очаровательной стройной девушкой; она довольно долго держалась. Слишком долго, ибо как актриса, которой — пока не наступила ночь — следовало помнить о турецком костюме, она принялась за переодевание с опозданием, и потому поспешно, почти внезапно сплюснулась и покорно воспроизвела облик старой турчанки, в костюме которой выступала ее мать.
Там были люди, чью родню я знал, не предполагая, что у них могут быть общие черты; восхищаясь старым седовласым отшельником, Легранденом, я нежданно обнаружил (можно сказать — открыл с удовлетворением зоолога) в плоскости его щек конструкцию лица его юного племянника Леонора де Камбремера; последний, однако, вовсе не был похож на дядю; к этой первой общей черте я добавил другую, не отмеченную мной в Леоноре, затем еще несколько, не имевших ничего общего с теми, что виделись мне привычным обобщением его юного облика, — словно бы предо мной была карикатура на него, обладавшая большей схожестью и глубиной, чем точная детально; дядя его теперь мне казался юным де Камбремером, вырядившимся для забавы стариком, а им племянник и действительно когда-нибудь станет, — итак, не только то, чем стали былые юноши, но и то, чем станут сегодняшние, пробуждало во мне глубокое чувство Времени.
Поскольку черты лица, удостоверявший если не юность, то хотя бы красоту, уже исчезли, женщины пытались выяснить — нельзя ли из того лица, которое у них осталось, сделать какое-нибудь другое. Переместив центр пусть не тяжести, но по меньшей мере перспективы лица, составив черты вокруг него сообразно другому характеру, к пятидесяти годам они приспосабливались к новой разновидности красоты — так в старости берутся за новое ремесло, и так на земле, что уже не родит винограда, выращивают свеклу. Среди новых линий, понукаемая ими, цвела новая юность. Эти превращения, впрочем, не подходили женщинам слишком прекрасным — или слишком уродливым. Лицо первых было высечено четкими линиями в мраморе, где уже ничего нельзя было изменить, и они осыпались, как статуи. Вторые, славившиеся своим безобразием, все-таки имели перед красавицами ряд преимуществ. Во-первых, только они были узнаваемы по-прежнему. Было известно, что в Париже не найдется второго подобного рта, и по этому признаку я и примечал их на этом приеме, где не узнавал уже никого. К тому же, даже на вид они не старели. В старости есть что-то человеческое, а они были монстрами, и изменялись не более, чем киты.
Некоторых мужчин и женщин, на первый взгляд, старость не коснулась — стан оставался столь же стройным, лицо — юным. Но стоило в разговоре вплотную приблизиться к их лицу, его гладкой коже и тонким контурам, как оно представало нам в ином свете; этот же процесс происходит с поверхностью растений, каплями воды, крови, если мы поместим их под микроскоп. Тогда я различал многочисленные сальные пятнышки на коже, которая казалась гладкой, и во мне нарастало отвращение. Не могли устоять перед увеличением и линии. Контур носа ломался вблизи, округлялся, заполненный теми же масляными кружками, что и всё лицо; рядом прятались в мешки глаза, разрушая сходство сегодняшнего лица с былым, — которое, казалось бы, мы снова узнали. Так что эти гости были молоды издалека, и их жизненный путь возрастал по мере приближения к их лицу и возможности наблюдать его различные планы; он зависел от наблюдателя, который должен был занять подходящее место, чтобы бросать на эти лица только далекие взоры, уменьшающие предмет подобно стеклу, подбираемому оптиком для дальнозоркого; для них старость, как количество инфузорий в капле воды, определялась не столько прогрессом лет, сколько, с точки зрения обозревателя, коэффициентом масштаба.
