Золото на «Святой Руси» не в ходу, а вот звон — был…
— Ты, ля… ты где? А, вижу. Подь сюда! Лягай! Сюды лягай! Быстро!
Он что — девушку от кобылы не отличает? Зачем лягаться-то? А, понял: «сюды» означает — «на стол». Ну, совсем оборзел! А что говорит по этому поводу русский фольк?
Я растянул концы платка руками в стороны и, пританцовывая, исполнил пару куплетов:
«Мой костёр в тумане светит
Искры гаснут на лету
Ночью нас никто не встретит
Мы простимся на лугу.
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни!
Как концы её, с тобою
Мы любились в эти дни».
«Любились» — как концы шали? Узлом завязывались? Йоги, наверное…
Яша Полонский, прости меня за испорченную рифму, но тут в округе — ни одного моста на сотню вёрст! Прощаться — негде.
После чего мне осталось только завлекательно улыбнуться и томно язычком так… Нет, не надо! Здесь этого ещё не понимают.
Тогда — ещё куплет. С агрессивной тоской и полной оторванностью мозгов в голосе. Типа: а поцелуй меня везде!
«Вспоминай, когда друг-гая,
Друг-га милого ль-юбя,
Будет песни пе-е-еть, иг-гра-а-ая
На коленях у т-теб-бя-я-я».
Ча-ча-ча. И обещающе мотнуть головой в сторону темноты окружающей среды.
Задержка у него… Как у Эйнштейна при пролёте на субсветовой скорости. Передоз пива со спиртом — тоже запускает релятивизм.
Купчик нетвёрдо поднялся на ноги, потоптался и… устремился ко мне на грудь. Пришлось поймать — упал бы.
Гос-споди! Да что ж он такое вонючее ел?! И — пил. И — спал. И — надевал!
Слюнявую морду удалось несколько отжать в сторону, после чего морда сообщила, махнув пальцем куда-то себе за спину:
— Дядька мой. Скотник. С нами пойдёт.
Седатый мужик начал выбираться из-за стола. То он — столб изображает, то — телохранителя. Вот это тело с ассиметричной мордой лица… его ещё и хранить?! А кучу свежего дерьма сторожить не пробовали?!
— Трифоныч! А на кой нам скотник? Нет, скотник нам не нужен. Или ты сам уже никак?
— Хто?! Я?! Да я… вот прям счас, прям тута…
— Но-но. Прям тута — не надо. Пойдём-ка, мил дружок, во зелёненький лужок, на травушку, на муравушку, на мягкую постелюшку…
Я потянул повисшего на мне псевдо-самца хомосапиенса. Он пытался одновременно ущипнуть меня за задницу, найти бюст (у меня?!), задрать подол, залезть под платками в отсутствующее декольте, обнять за талию и поцеловать в «уста сахарные». Я мягенько отбивался от этого… вездесуйного и повсеместно липкого, аргументировано повизгивал и похихикивал, утягивая его в темноту заднего двора.
За моей спиной скотник пытался выдвинуться нам вслед, но Ивашка рывком вытащил свою саблю и положил перед ним.
— Ты такое видел?
— Это? Эт што?! Никак — гурда?! Настоящая? Откуда взял?
— Да была, вишь ты, такая история…
И скотник, чуть прижатый Ноготком за плечико, ухватил подсунутую ему кружку, опускаясь на лавку в предвкушении рассказа.
Купчик сперва шёл довольно спокойно, как телок на верёвочке, но когда мы выбрались через калитку на приречный луг, и свежий ветер несколько отрезвил, он начал бормотать всё громче и приставать всё настырнее.
Наконец, он упёрся, как баран:
— Всё, ля, тут, ля.
Он ткнул пальцем в тень у корней развесистый ивы.
— Ты, ля, давай, ля. Раздевайся.
— А серебро?
— У скотника. Мне, ля, батя, ля, денег в руки не даёт. Грызло корявое. Вся мошна, ля, у дядьки. Ты, б…, давай. Сымай с себя всё на х… Б-б-быстро! Мать…
Да кто ж против? Я, многообещающе улыбаясь, развязал поясок и, взглянув ему за спину, встревожено удивился:
— Ой, а хтой-то это к нам с горочки спустился?
— Где?
Что-то меня сегодня на народные песни потянуло. Но следующую строчку из репертуара неверной жены, выпроваживающей своего любовника: «Видать, законный мой идёт» — озвучивать не пришлось. Примитивнейший приём сработал: купчина замедлено, теряя равновесие, развернулся посмотреть назад. А я накинул ему снятый с пояса шнурок на шею и, перекинув из руки в руку кисти на концах, потянул в разные стороны.
Придурок не сразу понял, начал поворачиваться, его повело в сторону. Я инстинктивно резко развёл концы удавки, пытаясь удержать его «на ровном киле», но он, судорожно взмахивая руками, зацепился, споткнулся, неловко повалился набок. Прямо головой в выступающий корень ивы.
