— Здравствуй, свояченица… Ну вот, с уборкой покончили. Снопов много, только бы зерна в колосьях не мешало побольше… А ты что, мать, опять ревешь?
— Ты же знаешь, зять, что ее мучит.
— Этот упрямый парень меня в могилу сведет, — жаловалась жена.
Муж выпустил клуб едкого дыма, передвинул трубку из одного угла рта в другой и угрюмо проворчал:
— Это только так говорят — «в могилу»… Если б после таких слов и вправду всегда приходила смерть, на свете бы помирало в пять раз больше. Я всегда говорил, что Войта не годится в священники; а ты все свое… Мне тоже невесело становится, как подумаю только, что я хату из-за него заложил, но я же не хнычу.
— Зять! — прервала его Каролина. — Как только Войта вернется домой, поговори с ним. Выложи все как есть, может он и послушает тебя.
— Я бы ему лучше на спину все выложил, — вырвалось у отца, и он взмахнул рукой, как бы занося розгу над спиной сына.
— Добрый вечер! — послышалось в дверях, и Войта появился на пороге.
— Мы о волке, а волк за гумном.
Войта подал руку отцу и тетке Каролине, поцеловал мать.
— Что же это, — спросил отец, — разве так далеко до Праги?
Сын не отвечал и слегка покраснел.
— Признайся уж, что задержался в Лоукове, поэтому и шел так долго.
— Да, я был там.
— Уж я все знаю.
— Ага, Тонча Веруначева, — заворчала Каролина.
— Ага, Тонча Веруначева, — запричитала мать и снова принялась плакать.
— Не плачьте!
— Как же мне, сыночек мой, слез-то не лить! Целых восемь лет я молилась, чтобы бог дал тебе здоровья, чтобы ты счастливо школу окончил. Целых восемь лет я берегла да копила, по ночам не спала, о твоем белье заботилась. Часто, бывало, уже петухи поют, а я еще стою у корыта, потому что днем некогда. Радовалась я, что ты будешь жить хорошо: всюду честь и слава, дома — спокойно и уютно; жизнь без забот, всего вдоволь… И за все это теперь мне награда!
— Мама!
— Только без причитаний! — вмешался тут муж. — А ты, парень, прямо теперь скажи нам, что собираешься делать: отказываешься быть священником, как писал, или передумаешь и пойдешь в семинарию! Посмотри-ка, что с матерью стало, — все из-за тебя. Только сегодня поднялась с постели, а то почти всю неделю лежала. Ну, говори, чтоб мы все знали.
Юноша прошептал:
— Я не могу быть священником.
— Проклятая Тонча, я ей глаза выцарапаю, — разозлилась тетка Каролина.
— Не могу, — повторил сын еще тише.
— Он не может, не может, — заголосила мать и, положив руку на сердце, начала стонать: — Каролинка, мне плохо… меня опять трясет. Я, видно, без памяти свалюсь. Надо в постель лечь…
Она хотела встать, но не могла. Сестра уложила ее.
— Ты этак мать в могилу сведешь, — мягко сказал юноше отец.
— Увидишь, умрет, и ты будешь виноват, — упрекал его младший брат Петрик, вошедший во время разговора в избу.
Мать лежала под периной и тяжела дышала. Каролина вытирала ей со лба пот, ласково уговаривая, и когда больная немного успокоилась, подошла к Войте, взяла его за руку и приглушенным шепотом стала просить:
— Ради бога, ради всех святых скажи ей, что ты передумал, иначе ты убьешь ее.
Рухнула мечта о девушке. Рухнуло все, что он создал в своем воображении, не было сил сопротивляться. С тяжелым сердцем он подошел к материки сказал:
— Поступлю так, как вы хотите: пойду в семинарию.
— Ах, сынок мой дорогой, правда, пойдешь?
— Правда.
— Дай мне руку, Войтишек!..
Он пожал и поцеловал ей руку. По ее морщинистому, осунувшемуся от горя и побледневшему лицу скользнул луч радости и успокоения.
— Слышишь, отец, наш сын будет патером. Когда у него будет свой приход, а мы устанем от работы и старости, мы оставим хату Петрику и переселимся к нему.
Муж молча вынул трубку изо рта.
— Ну, так скажи, что и ты рад.
— Будет у нас патер, — машинально повторил отец и недоверчиво взглянул на сына.
Сестра подошла к больной.
— Ну вот, все и обошлось. А ты, Барбора, теперь постарайся уснуть.
— Там еще остался один порошок от фельдшера. Подай мне его!
— Вот… на!
— Мне легче.
— А вы, Петрик с отцом, уйдите, не мешайте ей. Они ушли, старший сын остался.
— Войтех, мать хочет вздремнуть, ты выйди тоже!
Когда Войтех вышел на холмик перед домом, тетка поспешила за ним и умиротворяюще зашептала ему на ухо: