– Спасибо, тетушка Тилли, – ответил я.
Я сел, поправил микрофон и начал первый стих. Стало тихо. Теперь я – на арене наедине с быком. Страшновато. Но я же сам написал эти стихи. Я читал их вслух. Лучше начинать с легкого, с издевательского. Я закончил, и стены содрогнулись. Во время аплодисментов четверо или пятеро подрались. Мне должно повезти. Надо только продержаться.
Их нельзя недооценивать, но в жопу их целовать тоже нельзя. Надо достичь некой золотой середины.
Я почитал еще стихов, попил пива. Напивался сильнее. Слова становилось труднее читать. Я пропускал строки, ронял стихи на пол. Потом перестал и просто сидел на сцене и пил.
– Мне нравится, – сказал я им, – вы платите, чтоб посмотреть, как я бухаю.
Я напрягся и прочел еще несколько стихотворений. Наконец, озвучил пару неприличных и закруглился.
– Все, хватит, – сказал я.
Они заорали, требуя добавки.
Парни с бойни, парни из «Сиэрз-Роубака»[79], все парни со всех складов, где я работал и пацаном, и мужиком, никогда бы не поверили.
***
Вот беда с киром, подумал я, наливая себе выпить. Когда случается плохое, пьешь в попытках забыть; когда случается хорошее, пьешь, чтоб отпраздновать; когда ничего не случается, пьешь, чтобы что-нибудь случилось.
***
Я взял бутылку и ушел в спальню. Разделся до трусов и лег в постель. Вечно никакого созвучия. Люди просто слепо хватают, что под руку попадается: коммунизм, здоровую пищу, дзен, серфинг, балет, гипноз, групповую терапию, оргии, велосипеды, травы, католичество, поднятие тяжестей, путешествия, уход в себя, вегетарианство, Индию, живопись, письмо, скульптуру, композиторство, дирижерство, автостоп, йогу, совокупление, азартную игру, пьянство, тусовку, мороженый йогурт, Бетховена, Баха, Будду, Христа, тактические ракеты, водород, морковный сок, самоубийство, костюмы ручной выделки, реактивные самолеты, Нью-Йорк, – а затем все это испаряется и распадается. Людям надо найти себе занятие в ожидании смерти. Наверное, мило иметь выбор.
Я свой поимел. Я поднял к губам пузырь водки и дернул из горла. Русские знают толк.
***
Мой опыт с Айрис был восхитителен и исчерпывающ, однако я не был влюблен в нее, и она в меня не была. Легко прикипать душой и трудно – не прикипать. Я прикипал. Мы сидели в «фольксвагене» на верхней рампе стоянки. У нас еще оставалось время. Я включил радио. Брамс.
– Я тебя еще увижу? – спросил я.
– Вряд ли.
– Хочешь выпить в баре?
– Ты меня сделал алкоголичкой, Хэнк. Я так ослабла, что едва хожу.
– Дело только в кире?
– Нет.
– Тогда пошли выпьем.
– Пить, пить, пить! Ты больше ни о чем не можешь думать?
– Нет, но это хороший способ проходить через такие вот пространства.
– Ты что, лицом к лицу с ними не можешь?
– Могу, но зачем?
– Это эскапизм.
– Всё – эскапизм: играть в гольф, спать, есть, гулять, спорить, бегать трусцой, дышать, ебаться…
– Ебаться?
– Послушай, мы как школьники разговариваем. Давай лучше посадим тебя в самолет.
Нехорошо получалось. Мне хотелось ее поцеловать, но я чувствовал ее сдержанность. Стенку. Айрис наверняка так себе, да и мне фигово.
– Ладно, – сказала она, – пройдем регистрацию и сходим выпьем. А потом я улечу навсегда: очень гладко, очень легко, совсем не больно.
– Ладно! – сказал я.
Именно так оно и вышло.
вот я поднимаю голову и я пьян в полной комнате
немцев. вот начинают подтягиваться
французы,
и должен вам сказать
французы тоже бухать мастаки.
немцы бухают механически
и пьют они больше французов
зато французы становятся эмоциональней:
как давай ныть по любому поводу:
старое надувательство,
этот сволочь и тот сволочь,
они больше как американские питухи.
но я перепил всех американцев
отсюда давно
и выгнал их тоже.
немцы и французики – как космические
твари, часто они говорят на своем языке
и это не дает мне считать их
скучными.
но и от них я
устаю.
как-то на днях я обогнал трех
немцев. французы следующие.
жду испанцев, японцев и
итальянцев, за ними шведы…
американцы с их 6-риками «Курза»
и своими сигаретами «Мальборо»,
мне они больше не нужны.
мне только и надо чтоб эта «Олимпия»
неслась по финишной прямой
подбирая лидеров
одного за другим