(1931 г.).
В первой повести — представитель науки зоолог профессор Персиков открывает
неведомый до него луч, стимулирующий размножение, рост и необыкновенную
жизнестойкость живых организмов.
„...Будем говорить прямо: вы открыли что-то неслыханное, — заявляет ученому его
ассистент... Профессор Персиков, вы открыли луч жизни! Владимир Ипатьевич, герои
Уэллса по сравнению с вами просто вздор..." („Роковые яйца", стр. 56-57).
И не вина Персикова, что по ошибке невежд и бюрократов произошла катастрофа,
повлекшая за собой неисчислимое количество жертв, гибель изобретения и самого
изобретателя.
Описывая наружность и некоторые повадки профессора Персикова, М. А.
отталкивался от образа живого человека, родственника моего, Евгения Никитича
Тарновского, о котором я написала в главе 1-й. Он тоже был профессором, но в области,
далекой от зоологии: он был статистик-криминалист. Что касается его общей эрудиции,
она была необыкновенна и, конечно, не могла не произвести впечатления на такого
жадно воспринимающего все, творчески любознательного человека, каким был М. А.
„Ему (профессору Персикову — Л. Б.) было ровно 58 лет. Голова замечательная,
толкачом, лысая, с пучками желтоватых волос, торчащими по бокам. Лицо гладко
выбритое, нижняя губа выпячена вперед. От этого персиковское лицо вечно носило на
себе несколько капризный отпечаток. На красном носу старомодные маленькие очки в
серебряной оправе, глазки блестящие, небольшие, росту высокого, сутуловат. Говорил
скрипучим, тонким, квакающим голосом и среди других странностей имел такую: когда
говорил что-
22
либо веско и уверенно, указательный палец правой руки превращал в крючок и
щурил глазки. А так как он говорил всегда уверенно, ибо эрудиция в его области у него
была совершенно феноменальная, то крючок очень часто появлялся перед глазами
собеседников профессора Персикова... Читал профессор на четырех языках, кроме
русского, а по-французски и по-немецки говорил, как по-русски" („Роковые яйца", стр.
4445).
Ученый в повести „Собачье сердце" — профессор-хирург Филипп Филиппович
Преображенский, прообразом которому послужил дядя М.А.— Николай Михайлович
Покровский, родной брат матери писателя, Варвары Михайловны, так трогательно
названной "Светлой королевой" в романе „Белая гвардия".
Николай Михайлович Покровский, врач-гинеколог, в прошлом ассистент
знаменитого профессора Снегирева, жил на углу Пречистенки и Обухова переулка, за
несколько домов от нашей голубятни. Брат его, врач-терапевт, милейший Михаил
Михайлович, холостяк, жил тут же. В этой же квартире нашли приют и две племянницы.
Один из братьев М. А. (Николай) был тоже врачом.
Вот на личности младшего брата, Николая, мне и хочется остановиться. Сердцу
моему всегда был мил благородный и уютный человек Николка Турбин (особенно по
роману „Белая гвардия". В пьесе „Дни Турбиных" он гораздо более схематичен). В жизни
мне Николая Афанасьевича Булгакова увидеть так и не довелось. Это младший
представитель облюбованной в булгаковской семье профессии — доктор медицины,
бактериолог, ученый и исследователь, умерший в Париже в 1966 году. Он учился в
Загребском университете и там же был оставлен при кафедре бактериологии. Совместно
с хорватом доктором Сертичем они осуществили несколько научных работ, на которые
обратил внимание парижский ученый профессор д'Эрелль, открывший в 1917
бактериофаг.
11
Организовав в Париже свой собственный институт по изучению и производству
бактериофага для лечебных целей, д'Эрелль пригласил к себе молодых ученых из
Загреба.
Н. А. Булгаков занимался не только непосредственно бактериофагом, но и всеми
научными аппаратами, схемы
23
которых сам придумывал и рисовал.
В одной из своих книг профессор д'Эрелль рассказывает, как он прислал из
