Это оказался скрипач Лев Моисеевич Цетлин — первая скрипка Персимфанса.
— Вот моя жена всегда волнуется, когда слушает Персимфанс, — сказал М.А.
Музыкант улыбнулся:
— А разве страшно?
— Мне все кажется, что в оркестре не заметят ваших знаков и во-время не
вступят, — сказала я.
— А очень заметны мои „знаки", как вы говорите?
— Нет, не очень. Потому-то я и волнуюсь...
М.А. нравилась игра молодого пианиста Петунина. Я помню, как мы здесь же, в
„Кружке" ходили в комнату, где стоял рояль, и симпатичный юноша в сером костюме
играл какие-то джазовые мелодии и играл прекрасно.
Были у нас знакомые, где любили помузицировать: Михаил Михайлович Черемных
и его жена Нина Алексанровна. Пара примечательная: дружная, уютная, хлебосольная.
Отношение Булгакова к Черемныху было двойственное: он совершенно не разделял
увлечения художника
131
антирелигиозной пропагандой (считал это примитивом) и очень симпатизировал
ему лично.
К инструменту садилась Нина Александровна. Тут наступало торжество
„Севильского цирюльника".
Скоро восток золотою,
Румяною вспыхнет зарею —
72
пели мужчины дуэтом, умильно поглядывая друг на друга. Им обоим пение
доставляло удовольствие, нравилось оно и нам: Нине Александровне, сестре ее Наталии
Александровне (красавице из красавиц) и мне.
Тут уместно упомянуть о том, что в юности М.А. мечтал стать певцом. На
письменном столе его в молодые годы стояла карточка артиста-баса Сибирякова с
надписью: „Иногда мечты сбываются"...
К периоду 1929-30 г.г. относится знакомство М.А. с композитором Сергеем
Никифоровичем Василенко и его семейством. Здесь были люди на все вкусы: сам
композитор, жена его Татьяна Алексеевна, прекрасная рассказчица, женщина с большим
чувством юмора, профессор Сергей Константинович Шамбинаго (ее бывший муж), знаток
русской классической литературы, и их дочь Елена Сергеевна Каптерова, за которой
приятно было поухаживать. Семейный комплект дополняла малолетняя Таня Каптерова и
пес Тузик.
В доме у них бывали певцы и музыканты.
В заключение мне хочется отметить еще одну особенность в творчестве
Булгакова: его тяготение к именам прославленных музыкантов. В повести „Роковые яйца"
— Рубинштейн — представитель „одного иностранного государства", пытавшийся купить
у профессора Персикова чертежи изобретенной им камеры.
Тальберг в романе „Белая гвардия" и пьесе „Дни Турбиных". В прошлом веке
гремело имя австрийского пианиста Зигизмунда Тальберга, который в 1837 году в Париже
состязался с самим Листом.
В „Мастере и Маргарите" литератор носит фамилию Берлиоз. Фамилия врача-
психиатра, на излечении у которого находится Мастер, — Стравинский.
132
* * *
Вот понемногу я и дошла до последних воспоминаний и до последних дней нашей
совместной жизни — ноябрь 1932 года.
Не буду рассказывать о тяжелом для нас обоих времени расставания. В знак этого
события ставлю черный крест, как написано в заключительных строках пьесы Булгакова
„Мольер".
1968 г. — осень 1969 г.
73