свойственное М. А., заставило меня особенно внимательно приглядываться к
слушателям.
Помню остроумного и веселого Сергея Сергеевича Заяицкого; громогласного
Федора Александровича Петровского, филолога-античника, преподавателя римской
литературы в МГУ; Сергея Васильевича Шервинского, поэта и переводчика; режиссера и
переводчика Владимира Эмильевича Морица и его обаятельную жену Александру
Сергеевну. Бывали там искусствоведы Андрей Александрович Губер, Борис
Валентинович Шапошников, Александр Георгиевич Габричевский, позже член-
корреспондент Академии архитектуры; писатель Владимир Николаевич Владимиров
(Долгорукий), переводчик и наш „придворный" поэт; Николай Николаевич Волков,
16
философ и художник; Всеволод Михайлович Авилов, сын писательницы Лидии Авиловой
(о которой так восторженно отзывался в своих воспоминаниях И. А. Бунин). По просьбе
аудитории В. М. Авилов неизменно читал детские стихи про лягушечку.
Вспоминается мне и некрасивое, чисто русское, даже простоватое, но бесконечно
милое лицо Анны Ильиничны
32
Толстой. Один писатель в своих „Литературных воспоминаниях" (и видел-то он ее
всего один раз!) отдал дань шаблону: раз внучка Льва Толстого, значит высокий лоб; раз
графиня, значит маленькие аристократические руки. Как раз наоборот: лоб низкий, руки
большие, мужские, но красивой формы. М. А. говорил о ее внешности „вылитый дедушка,
не хватает только бороды". Иногда Анна Ильинична приезжала с гитарой. Много слышала
я разных исполнительниц романсов и старинных песен, но так, как пела наша Ануша, —
никто не пел! Я теперь всегда выключаю радио, когда звучит, например, „Калитка" в
современном исполнении. Мне делается неловко. А. И. пела очень просто, но как будто
голосом ласкала слова. Получалось как-то особенно задушевно. Да это и немудрено: в
толстовском доме любили песню. До 16 лет Анна Ильинична жила в Ясной. Любил ее
пение и Лев Николаевич. Особенно полюбилась ему песня „Весна идет, манит, зовет", —
так мне рассказывала Анна Ильинична, с которой я очень дружила. Рядом с ней ее муж:
логик, философ, литературовед Павел Сергеевич Попов, впоследствии подружившийся с
М. А. Иногда ей аккомпанировал Николай Петрович Шереметьев (симпатичный человек),
иногда художник Сергей Сергеевич Топленинов, а чаще она сама перебирала струны.
Когда она была маленькой и ее спрашивали: „Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?",
она отвечала: „лошадью или певицей".
Так же просто пел Иван Михайлович Москвин, но все равно, у А. И. получалось
лучше.
Помню, как Михаил Афанасьевич повез меня в первый раз знакомиться к Анне
Ильиничне Толстой и к мужу ее Павлу Сергеевичу Попову. Жили они тогда в
Плотниковом переулке, №10, на Арбате, в подвальчике, впоследствии воспетом в романе
„Мастер и Маргарита". Уж не знаю, чем так приглянулся подвальчик Булгакову. Одна
комната в два окна была, правда, пригляднее, чем другая, узкая как кишка...
В коридоре лежал, раскинув лапы, щенок-боксер Григорий Потапыч. Он был пьян.
— Я выставила в коридор крюшон: там холоднее, — сказала хозяйка. - А он
налакался.
33
В столовой сидел красивый молодой человек и добродушно улыбался. Это друг
семьи — Петя Туркестанов. Были в этот вечер и Лямины. Тогда я еще не
предчувствовала, что на долгие годы подружусь с Анной Ильиничной Толстой и так
больно переживу ее смерть...
Вспоминается жадно и много курящая писательница Наталия Алексеевна
Венкстерн и друг юности Н. Н. Лямина известный знаток Шекспира М. М. Морозов,
человек, красивый какой-то дикой тревожной красотой.
Бывали у Ляминых и актеры: Иван Михайлович Москвин, Виктор Яковлевич
Станицын, Михаил Михайлович Яншин, Цецилия Львовна Мансурова и Елена
Дмитриевна Понсова.
Слушали внимательно, юмор схватывали на лету. Читал М. А. блестяще:
выразительно, но без актерской аффектации, к смешным местам подводил слушателей
