И проголосовал за осуждение бойкота Думы.
Он не успел побывать на конференциях в Куоккале и в Гельсингфорсе: 1 октября 1907 года два дюжих молодца из охранки арестовали его в Москве на неразрешенной конференции профсоюзов Центрального района. Новый год пришлось встречать в Таганской тюрьме. Там просидел три месяца и вышел на волю без права проживать в Москве и ее окрестностях. Нелегально поселился в Санкт-Петербурге по паспорту Владимира Федоровича Родионова, из крестьян.
Премьер-министр Столыпин заявил в то время, что его правительство не будет насаждать «черные кабинеты» в почтовых учреждениях для перлюстрации писем всех «подозрительных» лиц. Но это был чистейший обман. Как и до революции 1905 года, каждый шаг Виктора Ногина отмечался в досье. И первое же письмо из столицы брату Павлу было подшито к очередному «делу» в департаменте полиции.
«Начинаю устраиваться, — писал Виктор. — Видел публику, встретили меня дружелюбно… В Питере, вероятно, пробуду недолго и отправлюсь путешествовать…»
У него сложилось впечатление, что в лагере оппортунистов начался разброд. Меньшевики во главе с Мартыновым и Даном стали поговаривать о сближении с большевиками в таких вопросах, как экономическая борьба, профсоюзы и кооперация.
А Мартов, Плеханов и Аксельрод явно гнули в другую сторону; с большевиками, мол, невозможна никакая общая победа.
«Скоро выйдет ЦО», — писал Виктор. Он предполагал, что газета снова будет называться «Искрой», но она получила наименование «Социал-Демократ». Первый ее номер вышел в феврале 1908 года в Петербурге, а затем издание было перенесено в Париж и в Женеву. Газета стояла словно бы над фракциями, еще пытаясь примирить их. Но раскол был очевиден давно. Ленин продолжал два года издавать нелегальный «Пролетарий»; Мартов — как бы в противовес новому центральному органу партии — начал выпускать «Голос Социал-Демократа». Этот «Голос» был так криклив и таким унынием несло от него окрест, что откровенных оппортунистов из газетки Мартова с иронией окрестили «голосовцами».
Богданов, заявив о бойкоте Государственной думы, столкнулся с сопротивлением Ленина и в пылу полемики докатился до отзовизма. С ним ушла большая группа, которую Ильич не хотел потерять: Луначарский, Красин, Алексинский, Лядов, Покровский, Строев, Вольский, Марат, Менжинский, Мануильский. И — Максим Горький. Отозвать депутатов-эсдеков из Думы, отказаться от легальных форм борьбы с царизмом и немедленно браться за оружие — такой позиции держались леваки.
А Мартов бил по Ленину с правого фланга: упразднить нелегальную партию, воевать с царизмом только в дозволенных организациях, даже таких, как общество трезвости.
Истина была в том, чтобы бить направо и налево — по ликвидаторам и отзовистам. Такой линии и держался Виктор Ногин в 1908 году. Но не очень ясна была ему позиция Троцкого и других центристов. На словах они не отрицали нелегальной партии, но ратовали за сожительство в ней революционеров и оппортунистов. А Ногин не видел, что такое примиренчество могло вести на деле к ликвидаторству.
Партия переживала самый тягчайший период своей жизни. Столыпин свирепствовал. Реакция обложила льдом по самое горло и рабочих, и крестьян, и интеллигенцию. День за днем шли провалы, аресты. Пульс общественной жизни бился очень вяло. Россия стала напоминать огромную тюрьму.
В Москве был изъят почти весь МК во главе со Львом Карповым. Не удержался и Радус-Зенькович, который не так давно заменил Ногина в Рогожском районе. Большое собрание рогожцев вместе с Радусом было ликвидировано в трактире Горяченкова и отправлено в Мясницкий полицейский дом.
Много было подобных известий: товарищи появлялись, мелькали на горизонте и исчезали. И забастовки резко пошли на убыль. В Коломне стачка прекратилась из-за предательства одного рабочего. В Богородске началось брожение на фабрике Шибаева из-за отмены квартирных денег. Но подоспел отряд полиции, и выступление пришлось отменить. В Карабанове удалось поднять на стачку ткачей у фабриканта Баранова. Но 1 800 рабочих оказались на улице. В Орехово-Зуеве кто-то растратил деньги из стачечного фонда, и о забастовке там не хотели и слышать. В Москве и в Петербурге было мертво.
