Бакинцы называли так первый в России коллективный договор между рабочими и нефтепромышленниками. Он был итогом победной стачки в декабре 1904 года.
Макар написал острую прокламацию «А где же декабрьский договор?» «Где же 8-часовой рабочий день, господа Ротшильды, Нобели и Мирзоевы? — спрашивал он. — Почему не увеличена заработная плата? Когда же кончится вакханалия со штрафами? Увидим ли мы обещанные школы и клубы? Где отпуска с сохранением содержания? Где квартирные деньги?»
К этому времени закончился IV объединительный съезд РСДРП. Ряд решений на этом съезде носил меньшевистский характер. Бакинские меньшевики воспрянули духом. Они поддерживали прокламацию Макара, поскольку «мазутная конституция» не выдвигала политических требований. Большевики же не могли согласиться с тем, чтобы новая стачка шла под знаком лишь экономической борьбы. Они стали собирать сходки, чтобы придать движению четкую политическую окраску.
На первой большой сходке — в глубокой сухой балке возле потухшей сопки — Макар во время речи услыхал, как просвистели пули над его головой. Полиция, еще вчера смотревшая на все собрания и дискуссии спустя рукава, сегодня обстреляла издали многолюдное собрание балаханских рабочих. Люди разбежались, убитых и раненых не было. Но Макар правильно воспринял эти выстрелы: «весна политических свобод» заканчивалась и в Баку.
Так и случилось: через день-два пришло известие о разгоне I Государственной думы в Санкт-Петербурге. Забастовщики снова собрались, на этот раз в большом зале электрической станции у Нобеля. Макар был председателем собрания. Он сказал:
— Большевики уже давно разъяснили, что всякие конституционные иллюзии в отношении царской Думы — пустая игра в бирюльки. Мы с вами главная сила истории, дорогие товарищи! А историю надо делать так, как учит Ленин: долой Думу, долой царизм! Нам ли ждать милостей от Николая Кровавого? Выше знамя революции, в которой гегемоном надлежит выступить пролетариату!
И только произнес Макар эти слова, как из глубины зала протиснулся вперед какой-то тип в замызганной спецовке и прицелился в него из маузера.
И лишь случайно не успел выстрелить: стоявший рядом рабочий сильным ударом сбил его с ног и отобрал пистолет.
Провокатора хотели тут же прикончить. Но Макар вступился за него: по всему было видно, что этот жалкий подонок исполнял чью-то злую волю,
Джапаридзе, опасаясь новой провокации, предложил большевикам покинуть зал. А Макару сказал:
— Хорошо жить, Виктор Павлович, не помня о смерти, забывая, что она может прийти. Но уж коль начинают грозить нам пулей, рисковать вами комитет не вправе: придется на время отсидеться в городе, благо у нас на очереди газета.
Радус собрал материалы для первого номера. И нелегальная типография, год назад поставленная Авелем Енукидзе, еще не была под угрозой. На квартире у Алеши Джапаридзе долго обсуждали, как назвать новый орган большевиков. Так родился «Бакинский рабочий».
В газете шла передовая Радуса «Дума и пролетариат». Выводы этой статьи были подкреплены боевыми заметками об октябрьской всеобщей стачке 1905 года и о героическом Декабрьском восстании в Москве. Интернациональная тема получила отражение в материале «Мусульманские рабочие пробуждаются». Широко была представлена хроника местной жизни. Газета взяла верный прицел на решающий штурм царизма, за гегемонию пролетариата в революции.
Но рабочие уже устали от стачечной борьбы. А меньшевики продолжали их запугивать: мол, всякая нелегальщина — пожива для карателей; всякая всеобщая стачка — политическая стачка. А за это тюрьма или каторга.
Радус стал редактировать легальную газету «Призыв», Мешади Азизбеков — ее тюркское издание «Коч-Девет». Шесть номеров «Призыва», — в котором писали Макар, Джапаридзе, Радус, Санжур и «старики» из литературного центра, сыграли значительную роль в пору создания первых профессиональных организаций. Номер седьмой не увидел света: его арестовали из-за заметки, обращенной к казакам, — не стрелять в своих братьев — рабочих.
Реакция пошла в наступление. В городе круглосуточно разъезжали патрули, на промыслах появились военные посты, полицейский надзор сделался жестче. Как и в Екатеринославе в 1903 году, на каждой сходке приходилось выделять дозорных, и они следили, не покажется ли на горизонте казачий объезд. Круг замыкался, надо было активно использовать последние легальные возможности.
