Ночь, тишина и сны наяву. Сейчас Мерло был рад им. Далекое прошлое, которого никогда не было. Пара одноклассниц, имен которых он не помнит. Друг детства, с которым давно потеряны все связи…
– Как включить эту штуку? – слышит Мерло его далекий голос, приходящий отголоском из нейронного трипа, принося видения, запахи, чувства.
Колхаус, еще совсем мальчишка, крутит в руках нейронный модулятор усопшего деда. Мерло видит друга в старом доме своего деда, продолжая оставаться в больничной палате, но реальность и вымысел смешиваются, сливаются. И Мерло уже не лежит на кровати – он стоит под окном и держит в руках вырождающиеся початки марихуаны. Здесь, у моря, этот сорняк вообще растет в каждом огороде.
– Даже в клумбах! – оживляются одноклассницы.
Мерло смотрит, как они срывают увядшие, засохшие листья марихуаны. Теплый, пропахший солью ветер качает в клумбах задушенные сорняками красные гладиолусы. Старый дуб шелестит пыльной листвой. Небо синее-синее. Солнце теплое, яркое, но его лучи теряются в кронах деревьев, не достигая клумб.
– Марихуана любит солнце, а здесь тень, – говорит одноклассницам Мерло.
Они кивают и неловко продолжают забивать выпотрошенные сигареты.
– Да как, черт возьми, мне это включить?! – снова орет в доме Колхаус, высовывается в окно. – Давай, Жан, – просит он Мерло. – Покажи мне.
– Я не знаю, как это включать. Поищи инструкцию.
– К черту инструкцию! Это же твой дед!
– Я даже не помню, как он выглядел, – говорит Мерло.
Одноклассницы раскуривают самокрутку. Пропахший солью воздух смешивается с чем-то приторно-сладким. Мерло хочет посмотреть на одноклассниц, но вместо этого взгляд цепляется за дрожащие на ветру красные гладиолусы.
– Вот, попробуй, – слышит он голос одной из одноклассниц.
Самокрутка дымится перед глазами, зажатая женскими пальцами. На неухоженных ногтях блестит розовый лак. На указательном пальце пара заусенцев. Белый крохотный шрам возле второй фаланги мизинца.
– Сны наяву? – слышит Мерло далекий голос медсестры, которая пришла проверить капельницу.
Теперь моргнуть, вернуться в реальность. Белые простыни, жесткая кровать, больничная палата.
Мерло выписался утром. Вернее, не выписался, а оделся и просто ушел. Таксист-араб довез его до дома. Мерло молчал, наблюдая, как толпы одетых в серое людей плывут по тротуарам. Несколько раз во время поездки возвращались рожденные а-лисом сны. Колхаус видел соседей своего усопшего деда, видел его могилу. Где-то рядом заплетающимся языком одноклассницы монотонно перечисляли смыслы своей жизни – повторяющиеся, накуренные цели и стремления, сдобренные смешками и нетрезвым хихиканьем. Видел Мерло и странную девочку на велосипеде, которая жила в конце улицы. У нее были глубокие черные глаза, смуглая кожа и очень длинные волосы.
– Чур моя, – сказал Колхаус.
– Ей всего шестнадцать, – сказал Мерло, готовый к спору, но потом понял, что таксист-араб привез его домой и нужно выходить из машины.
Шторы в квартире были задернуты, окна закрыты. В застоявшемся воздухе пахло Глори. Полумрак и незаправленная кровать напоминали о сексе. Плоть к плоти.
Мерло закурил, сел в кресло и уставился на мятые простыни. Где-то далеко лаяла собака, мычали коровы. Мерло слышал голоса соседей, которые хвалили его усопшего деда. Голоса из нейронного трипа.
«Кажется, у меня где-то был коробок марихуаны», – пришли в голову далекие мысли, но Мерло не особенно верил в реальность этого воспоминания. Но попытаться стоило. Может быть, хоть так ему удастся избавиться от снов наяву? Мерло заставил себя подняться.
Морская волна наползла на берег, облизала ступни, оставив на коже белую пену. Мимо прошла светловолосая девушка в синем купальнике.
– Посмотри, какие у меня клевые трусы, – сказал Колхаус, хвастая плавками в цвет национального флага.
Мерло тряхнул головой, пытаясь вернуться в реальность.
«Может быть, если досмотреть свой трип до конца, то потом будет легче?» – подумал он как-то отрешенно, снова сел в кресло, увидел среди постельного белья розовый бюстгальтер Глори, пепельницу, заполненную окурками со следами губной помады, чулок на спинке стула, тушь для ресниц возле зеркала…
