– Но ведь это просто фантазия, – говорит Колхаус. – Как думаешь, соседка согласится на нечто подобное?
– Понятия не имею, – говорит Мерло, видя в соседке Глори из будущего. – Может быть, для начала просто пригласить ее к нам в гости? – предлагает Мерло, купаясь в нереальных всплесках будущего, которые показывает ему а-лис. Показывает и заставляет забывать. Снова и снова. И что-то во всем этом есть недоброго, зловещего, словно одиночество и мысли о смерти всех близких тебе людей. – А может, ну к черту эту соседку? – торгуется Мерло. – У нас ведь уже есть одноклассницы.
– Можешь забирать себе обеих, – смеется Колхаус.
– Зачем обеих? – серьезно спрашивает Мерло, озадаченный перечным вкусом своих чувств и воспоминаний о Глори. – Мне хватит и одной.
И уже поздним вечером на скамейке возле дома, с захмелевшей одноклассницей в обнимку:
– Может быть, завтра поедем назад?
– Почему?
– Не знаю. Жутко здесь как-то.
– А может быть, все дело в той записи, которую сделал Колхаус, когда мы с ним подключались к нейронному модулятору твоего деда?
– Да, – цепляется за эту идею Мерло, потому что соседская девочка с лицом Глори пугает его сильнее и сильнее.
– Так ты хочешь уехать, потому что ревнуешь меня к Мэтью? – спрашивает одноклассница.
– Да, – снова врет Мерло однокласснице, себе, всей этой ночи вокруг.
– Он мне не нравится, – говорит одноклассница. – Уже не нравится.
– Угу, – говорит Мерло и крепче обнимает ее за плечи.
Они занимаются любовью прямо на улице. Стонут и охают под мычание соседских коров, словно грузинская песня, в которой два верхних голоса сопровождаются басом.
– Ты клевый, – шепчет одноклассница, оставляя на шее Мерло багровый засос. – Очень клевый, – повторяет она, когда мимо них проходит Колхаус.
– Ты куда? – спрашивает Мерло.
– Пойду попытаю счастья с соседкой, – говорит он, растворяясь в густой как смоль темноте.
Его нет всю ночь и нет утром. Трип рисует Мерло какие-то поездки, суету.
– Нужно сходить за Колхаусом, – говорят одноклассницы.
Дождя нет, но проселочная дорога вязкая. Мерло слышит, как чавкает под ногами грязь.
– Поторопись! – кричат одноклассницы, но его ноги тонут в грязи все глубже и глубже.
Он остается один – стоит и смотрит, как из дома в конце улицы выходят Колхаус и соседская девочка, встречая одноклассниц.
– Забавная у нас здесь получается история! – задорно говорит девочка, как две капли похожая с Глори, и дом за ее спиной растворяется в лучах не то заката, не то рассвета.
Мерло видит, как растекаются стены дома, плавятся, тают, и за ними открывается бесконечное конопляное поле. Мерло чувствует запах этих сочных листьев.
– Кому нужно море, если есть такие поля? – спрашивает его друзей Глори.
Она сбрасывает с себя одежду, тонет в конопляных зарослях, продолжая звать за собой Колхауса и одноклассниц. Мерло видит, как они раздеваются – тела бледные, без тени загара. Глори смеется. Пара старух – тех самых, что показывали Мерло могилу его деда, – наблюдают за происходящим.
– Почему ты не ушел с друзьями? – спрашивают старухи.
Мерло бормочет что-то бессвязное о дороге, в которой увязли его ноги, но вдруг понимает, что дорога сухая и твердая.
– Что ж, зато у тебя остался нейронный модулятор, – говорят старухи.
Мерло кивает и возвращается в старый, покосившийся дом деда. Модулятор стоит на столе. Мерло включает запись трипа, где Колхаус веселится с одной из одноклассниц.
«Вот и все, что осталось от друзей», – думает он, вспоминая смех Глори. Смех женщины, которая бросила его раньше, чем он успел завязать с ней отношения. И будущее тает, как ранее таял соседский дом. Вся жизнь тает, срывается капелью с замерзших крыш. Ничего нет. Никакого будущего. Совсем.
