— А я слышала, что грот посвящен богине Митре и правильное его название Митромания, — возразила я, боясь взглянуть на него.
Он крепко взял меня за руку.
— Я сам читал в путеводителе, что именно здесь император Тиберий устраивал пиршества для молодых юношей и девушек, здесь они вступали в брак. Отсюда и название.
— Ну, значит есть два мнения, — настаивала я.
— Тогда это будет Брачный Грот, потому что именно здесь Петрок Пендоррик попросил руки Фэйвел Фэрингтон, и она ответила ему…
Отвечать мне было не нужно.
Мы вернулись в мастерскую. Он был оживлен и весел, а я была счастлива, как никогда в жизни.
Папа так обрадовался, узнав эту новость, что могло показаться, будто он просто мечтает избавиться от меня. Он отказался обсуждать вопрос о том, что станет делать, когда я уеду, и я очень беспокоилась, пока Рок не сказал, что намерен настоять на том, чтобы папа принял от него ежемесячное содержание — почему бы ему не взять денег у собственного зятя, — но в любом случае он уже заказал несколько картин. В Пендоррике много пустых стен, говорил он.
Тогда только я впервые задумалась о том, что же представляет из себя Пендоррик — мой будущий дом. Рок охотно рассказывал о доме, но лишь в общих чертах, не вдаваясь в подробности. На мои расспросы он отвечал, что я сама все увижу и что он хочет, чтобы я составила собственное мнение, иначе я могу с его слов вообразить себе что-то совсем непохожее на действительность и потом буду разочарована. Я же не могла представить себе, как я могла бы разочароваться в доме, где мы станем жить вместе.
Мы были влюблены. Рок больше не казался мне чужим и непонятным. Ему нравилось дразнить меня, «потому, — сказал он мне однажды, — что ты такая серьезная, такая рассудительная и разумная, каких уже и не бывает вовсе».
Эти слова заставили меня задуматься. Наверное, я и вправду не была похожа на тех девушек, каких он знал. Я воспитывалась в очень тесном семейном кругу и в школе, где все осталось точно таким, каким было двадцать или тридцать лет назад; потом умерла мама, и мне нужно было заботиться и о себе и о папе, и к своим обязанностям я относилась очень серьезно. «Отныне, — решила я, — я должна научиться быть беззаботной и современной».
Мы решили, что наша свадьба будет очень тихой: всего несколько гостей из английской колонии на острове, — затем мы несколько недель пробудем здесь с папой и потом уже поедем в Англию.
Я спросила Рока, что скажут его родные, когда он явится с женой, которую они никогда до этого не видели.
— Я написал им и предупредил, что мы скоро будем. Они удивятся куда меньше, чем ты думаешь. Они привыкли ожидать от меня всяческих неожиданностей, — ответил он весело. — На самом деле, они все ужасно рады. Они считают, что жениться — долг всякого Пендоррика и что я и так уж слишком долго от него уклонялся.
Я хотела узнать побольше, хоть как-то подготовиться к встрече, но он только посмеивался.
— Ты скоро сама их всех увидишь, а описывать я не умею.
— А Пендоррик… Я поняла, что это усадьба…
— Можно назвать и так. Пендоррик — родовое гнездо моей семьи.
— А кто сейчас там живет?
— Моя сестра с мужем и двумя дочками-двойняшками. Да ты не волнуйся, они будут в другом крыле дома. По семейной традиции все Пендоррики живут там со своими женами и мужьями.
— И море близко.
— Верно. Дом стоит на самом берегу. Ты полюбишь наше море. Все Пендоррики любят море, а ты скоро станешь одной из нас.
Где-то за неделю до нашей свадьбы я заметила перемену в папе. Войдя однажды в мастерскую, я увидела, что он сидит за столом, не двигаясь, уставившись прямо перед собой невидящим взглядом. Я вошла тихо, так что он не заметил меня, и меня поразило, каким постаревшим он казался и… более того… какой страх был написан у него на лице.
— Папа! — воскликнула я. — Что случилось?
Он вздрогнул и повернул голову. Увидев меня, улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.
— Случилось? С чего ты взяла? Ничего не случилось.
— Но ты сидишь… тут…
— Почему бы мне тут не сидеть? Я работал над этим вот бюстом Тиберия. Устал.
Я тогда не стала больше выспрашивать, а потом забыла об этом случае.
