Я чувствовала неладное, и мне было не по себе, но я позволила себя убедить, что все в порядке. Я не желала знать ничего, что могло бы омрачить мое счастье.
Погода стояла чудесная. Папа обычно работал по утрам, а в полдень ходил купаться в море, пока я накрывала на стол. В тот день я сказала Року, чтобы и он пошел с ним.
— А ты сама не хочешь пойти с нами?
— Мне нужно готовить ленч, и я управлюсь куда быстрее, если вы оба не будете путаться у меня под ногами.
Они отправились вместе, но уже минут через десять Рок вернулся. Он вошел в кухню и по обыкновению уселся на стол. Он сидел спиной к окну, и в лучах солнца острые кончики его ушей светились красным пламенем.
— Ты иногда похож на сатира, — заметила я.
— А я и есть сатир.
— Почему ты так скоро вернулся?
— Почувствовал, что разлука с тобой для меня невыносима, проводил твоего отца до пляжа, а сам повернул назад.
— Какой ты глупый! Не мог прожить без меня лишние пятнадцать минут?
— Ни минуты!
Я была счастлива, что он со мной, но когда стол был накрыт, а папа все не шел, я забеспокоилась.
— Надеюсь, он не заболтался с кем-нибудь на пляже и не забыл, что мы ждем его, — сказала я.
— Он не мог ни с кем заболтаться: сейчас уже время сиесты и на пляже никого не осталось.
Прошло еще пять минут, папы все не было, и тревога моя росла. Как оказалось, не напрасно. Больше я не видела его живым.
Тело нашли к вечеру того же дня. Решили, что у него начались судороги, и он не смог выплыть — это казалось тогда единственным возможным объяснением. Для меня наступили темные дни. Утешением для меня был только Рок, я не знаю, как пережила бы такое горе, не будь его рядом. Судьба забрала у меня родителей, оставив мне только мужа.
И лишь спустя некоторое время пришли мучительные и страшные подозрения.
Печален был наш медовый месяц. Я не могла избавиться от чувства вины, мне казалось, что я в чем-то предала папу, не уберегла его.
— Я должна была сделать что-нибудь, я могла что-то сделать, я знаю! — повторяла я, лежа в объятиях Рока на следующий день после трагедии, а Рок пытался меня успокоить:
— Но что же, любимая, что ты могла? Ведь ты же не могла заранее знать, что у него случится судорога. Это ведь с любым может произойти. И даже если море спокойно, без посторонней помощи человек утонет.
— У него раньше никогда не бывало судорог.
— Все когда-то бывает в первый раз.
— И все-таки здесь что-то не так… было еще что-то…
Он погладил меня по волосам, отведя назад упавшую на лицо прядь.
— Дорогая, не терзай себя так. Что ж тут теперь поделаешь?
Он был прав. Мы ничего уже не могли изменить.
— Он рад был бы, зная, что я с тобой и позабочусь о тебе, — продолжал Рок, и в его голосе я уловила непонятное мне облегчение.
Я в первый раз тогда почувствовала укол страха, так хорошо знакомого мне впоследствии.
Рок решил, что мы должны как можно скорее уехать с острова. «Смена обстановки, — говорил он, — поможет тебе справиться с горем. Я увез тебя отсюда, и со временем ты успокоишься». Он все делал сам, я ни во что не вникала, всецело поглощенная своим несчастьем.
Кое-что из папиных работ упаковали и отправили в Пендоррик дожидаться нашего приезда, остальное было распродано. Рок встретился с домовладельцем, у которого мы арендовали мастерскую, и договорился о прекращении аренды. Через две недели мы покинули Капри.
— Мы должны постараться не думать больше об этой трагедии, — сказал Рок, когда мы на пароходе плыли к Неаполю.
Я смотрела на его профиль, и на какое-то мгновение мне показалось, что передо мной другой, незнакомый человек. Почему — не знаю, но с тех пор, как умер папа, я стала подозревать, что совсем не знаю своего мужа.
В Неаполе мы провели три дня. Рок не торопился домой, говоря, что я все еще слишком подавлена и мне нужно время, чтобы прийти в себя, прежде чем ехать в Пендоррик.
— Мы продолжим наш медовый месяц, дорогая.
Я отвечала невпопад, занятая мыслями о папе, о том, как он сидел тогда в мастерской. «Как я могла оставить его так, не узнав, что тревожит его! — повторяла я себе снова и снова. — Я должна была выяснить это. Я ведь видела, что с ним что-то происходит, и он никогда не умел ничего долго скрывать…»
