Но ненадолго. Папа никогда не умел лукавить, и очень скоро я убедилась, что он что-то скрывает от меня. И это что-то его очень тяготит.
За два дня до венчания я проснулась среди ночи. Светящийся циферблат часов возле кровати показывал два часа. Кто-то был в мастерской — я слышала, как он там ходит и вздыхает, скрипнул стул. Я набросила халат, приоткрыла дверь и, осторожно выглянув, увидела за столом силуэт.
— Папа!
Он вскочил на ноги.
— Девочка моя! Прости, я не хотел разбудить тебя. Все хорошо, не волнуйся, ступай опять спать.
Я подошла к нему и снова усадила на стул, а себе придвинула другой.
— Папа, скажи мне, что произошло, — потребовала я.
Он заметно колебался. Потом сказал:
— Все в порядке, Фэйвел. Просто не спалось, вот и решил посидеть здесь.
— Но почему тебе не спалось? Тебя что-то мучает, признайся.
— Ничего подобного.
— Неправда! Ведь я же вижу. Ты волнуешься из-за меня… потому что я выхожу замуж?
И вновь эта небольшая пауза, прежде чем ответить. «Ну конечно же, — думала я, — в этом все дело. Он начинает понимать, что я уеду и он останется один. Естественно, его это расстраивает».
— Девочка моя, — начал он, — ты ведь очень его любишь?
— Да, папа.
— Фэйвел… ты уверена?
— Тебя беспокоит, что мы так недолго знакомы?
Он на вопрос не ответил, пробормотал лишь:
— Ты уедешь… к нему в Корнуолл… в Пендоррик.
— Но мы же будем часто приезжать к тебе, и ты к нам.
— Да… если бы что-нибудь помешало вашей свадьбе, это разбило бы тебе сердце…
Он вдруг поднялся и сказал своим обычным голосом:
— Я что-то замерз. Пошли-ка спать. Прости, что потревожил тебя, Фэйвел.
— Папа, нам обязательно нужно поговорить. Я должна знать, что у тебя на душе.
— Ступай в постель, Фэйвел. Не волнуйся.
Он поцеловал меня, и мы разошлись по своим комнатам. Как часто потом я упрекала себя за то, что послушалась его и не настояла на своем.
Пришел день нашей свадьбы. Я была так счастлива, так полна новой жизни, новых ощущений, что ни о чем другом не могла думать и перестала заботиться о том, что творится с папой. Только Рок и мои с ним отношения занимали меня.
Все было так чудесно. Мы все время были вместе, часто смеялись всяким пустякам — оказалось, так легко смеяться от счастья! Джузеппе и Умберто были в восторге. Их арии стали еще более страстными, чем раньше, и, простившись с ними, мы передразнивали их, делая трагическое или комическое лицо, смотря по тому, какую арию исполняли, страшно фальшивили и от этого веселились еще больше. Рок имел привычку приходить ко мне на кухню — помочь, говорил он усаживался прямо на стол и страшно мне мешал, пока я, притворно рассердившись, не пыталась выставить его прочь, что всегда заканчивалось объятиями.
Воспоминания тех дней остались со мной навсегда, они поддерживали меня в дни испытаний, когда я так в этом нуждалась.
Рок был страстным и властным любовником, он вел меня за собой, и я порой была смущена и ошеломлена силой и богатством новых для меня чувств. Я была уверена, что все будет прекрасно, жила одним днем и даже перестала думать о том, что ждет меня в новой жизни и каким будет мой новый дом. Я уверила себя, что и с папой все уладится, ему не о чем будет беспокоиться, Рок позаботится о нем, как он заботится и обо мне.
Но в один прекрасный день я пошла на базар одна и вернулась раньше обычного. Дверь в мастерскую была приоткрыта, и я могла видеть их там вместе — моего отца и моего мужа. Выражение их лиц испугало меня. Рок был мрачен, на лице у папы была мука. Было похоже, что папа сказал что-то, что Року не понравилось, но сердился ли он или был просто ошеломлен, я не поняла. Папа, казалось, был в замешательстве. Потом они заметили меня.
— А вот и Фэйвел, — сказал Рок поспешно, и оба как будто надели маски.
— Что происходит? — спросила я.
— Только то, что мы ужасно проголодались, — ответил Рок, беря у меня из рук корзину. Он улыбнулся и обнял меня. — Я так давно тебя не видел.
Я смотрела через его плечо на папу. Он тоже улыбался, но был очень бледен, даже с каким-то серым оттенком.
— Папа, в чем, наконец, дело?
— Не выдумывай, дорогая. Это все твои фантазии.
