– Мы пропадем, если будем топтаться тут, – хмуро сказал Жером. – Скажу тебе, что я готов задушить вот этими руками часового, который вздумает преградить мне путь.
– Хорошо, если он будет там один. А если их двое, и у них ружья?
– Я сейчас готов сразиться хоть с дюжиной!.. Еще усилие, и мы соединимся с Фернандой, – прорычал Жером. – А ты? Тебя ждет твоя Адриенна. Тысяча дьяволов! Вперед же!
И он, еще сильнее прихрамывая, почти припадая на правую ногу, направился в обход. Несмотря на усиливавшуюся боль, Жером не терял ни мужества, ни самообладания. Казалось, отчаяние удесятерило его силы.
Им пришлось взбираться на стену и почти ползти по ней, преодолевая свирепые порывы ветра.
Наконец начался спуск. В одном месте им пришлось спрыгнуть вниз с высоты трех футов.
Бедняга Жером! Он со стоном повалился на землю. У него уже не было сил подняться – ноги отказывались служить ему.
– Я помогу тебе встать! – Марсель обхватил его за плечи.
– Нет, – простонал Жером. – Дай мне перевести дух. Адская боль в ногах…
Марсель стоял возле него, переминаясь с ноги на ногу. Оба промокли до нитки. Жером скрежетал зубами. Наконец он сделал попытку встать.
– Дай мне руку, – глухо сказал он. – Я встану.
– Обопрись на мое плечо.
С трудом передвигая ноги, они наконец достигли гавани.
– Еще немного, и мы встретим твою жену! – Теперь уже Марсель пытался подбодрить Жерома.
– Я вижу ее! – вдруг воскликнул Жером. Сквозь мглистую пелену его орлиные глаза увидели одинокий баркас, боровшийся с волнами. Им управляла статная женская фигура.
– Фернанда! – истошным голосом завопил Жером. – Эй, Фернанда! Мы здесь! – и он отчаянно замахал руками.
Отважная рыбачка откликнулась на зов. Она налегла на весла. Но прошло не меньше четверти часа, прежде чем ей удалось подогнать суденышко к причальной стенке.
Жером свалился в баркас, словно куль. За ним последовал Марсель. Рыбак и рыбачка прильнули друг к другу. Фернанда всхлипнула. Все‑таки она была женщина, несмотря на всю свою отвагу.
– А где Адриенна? – спросил Марсель, когда супруги сели на весла.
– Она осталась в хижине, – отозвалась Фернанда. – Мы заберем ее на обратном пути. Она ждет нас…
– Пресвятая Матерь Божья! – воскликнул Жером. – Я благодарю тебя! Ты помогла мне обнять мою Фернанду, и я наконец прижму к груди мое дитя!
Казалось, он забыл обо всем – об израненных ногах, о смертельной опасности, которой только что подвергались беглецы, о бурном море, бросавшем баркас, как скорлупку. Он весь так и светился радостью.
Жером с силой налег на весла. Фернанда не отставала от него. Но то, что удалось ей благодаря попутной волне, теперь не поддавалось двум парам весел.
– Что ж, поднимем парус! – воскликнула Фернанда.
Жером сделал было предостерегающий жест, но его жена уже подскочила к мачте, к которой был подвязан парус, и ловким движением распустила его. Послышался сильный хлопок, похожий на выстрел из ружья, парус мгновенно расправился, ветер надул его, выгнул…
Порыв был так мгновенен и силен, что положил легкое суденышко на бок, словно перышко. Набежавшая волна накрыла его. Никто из находившихся в нем не успел даже вскрикнуть.
Через минуту на поверхности бушующего моря показался киль баркаса, колыхавшийся, словно спина кита. Он стал игрушкой волн.
Был погожий солнечный день, когда маркиза де Помпадур приказала заложить экипаж. Она вознамерилась отправиться в Лувр. О посещении маркизы там были заранее оповещены. Ее приняли как настоящую королеву и отвели самые богатые апартаменты.
В отличие от обычных выездов ее сопровождали только двое – верный паж Леон и придворная дама графиня Марзан. Однако в Лувре маркизу окружила целая свита – камер–фрейлины, камергеры, пажи. Все они суетились вокруг нее, изо всех сил стараясь угодить фаворитке его величества. Она же воспринимала всю эту суету как само собой разумеющееся.
Визит в Лувр был предпринят с умыслом. Маркиза хотела увидеть короля и в очередной раз обвиться вкруг него, подобно лиане. Ее очень беспокоило усиливавшееся влияние герцога Бофора. Герцог был опасным врагом, и ей следовало нейтрализовать его усилия. Ведь ее король, Людовик XV, был постоянно подвержен колебаниям. Ее честолюбие и властолюбие не могли допустить чьего бы то ни было влияния на его величество. Она должна была постоянно чувствовать, что безраздельно царит в его сердце.
