Он выбрал столик у окна, чтобы присматривать за собакой, оставшейся снаружи. Та лежала на тротуаре и грызла камень, как будто ожидание для нее было самым что ни на есть занимательным делом. Морин пронзило ощущение родства с ней.
Они сели напротив друг друга, а не рядом. Несмотря на сорок семь лет совместных чаепитий, Морин, пока наливала себе чай, не могла унять дрожь в руках. Гарольд втянул щеки, с шумом всасывая через соломинку коктейль. Морин из вежливости подождала, пока он проглотит, но слишком промедлила, и они начали одновременно:
— Как приятно…
— Как чудесно…
Оба рассмеялись, как будто не были знакомы тысячу лет.
— Нет, нет… — уступал Гарольд.
— Ты первый, — возражала Морин.
Они словно вернулись к прежним спорам и снова занялись напитками. Морин хотела долить в чашку молока, но рука ее опять дрогнула и выплеснула все разом.
— Люди часто узнают тебя, Гарольд?
Ей казалось, что она интервьюирует его для теленовостей.
— Больше всего меня в них поражает то, до чего они все отзывчивы.
— А где ты спал сегодня ночью?
— В поле.
Она благоговейно покачала головой, но Гарольд, очевидно, понял ее по-своему и поспешно спросил:
— От меня, случайно, не пахнет?
— Нет, нет! — торопливо разуверила его Морин.
— Я мылся в ручье, а потом еще умывался в питьевом фонтанчике. Вот только мыла у меня нет…
Он уже расправился с пирожным и теперь нарезал даровую булочку. Он ел с такой быстротой, будто глотал, не жуя.
Морин предложила:
— Я могу купить тебе мыла. Я видела по пути сюда магазинчик «Боди шоп»[31].
— Спасибо. Ты очень любезна. Но мне не хочется нести с собой лишнее.
Морин вновь пронизал стыд за собственную глупость. Она-то надеялась засверкать перед Гарольдом всеми цветами радуги, а в результате явилась перед ним серой мещаночкой.
— А… — понурив голову, вымолвила она.
Боль в груди все нарастала, сжимала ей горло и мешала говорить. Рука Гарольда подала ей измятый носовой платок, и Морин окунула лицо в его скомканную теплоту. Платок пах мужем и их общим прошлым. Все напрасно. У нее на глаза навернулись слезы.
— Это из-за встречи, — оправдывалась Морин. — Ты выглядишь таким молодцом…
— И ты выглядишь молодцом, Морин.
— Нет, Гарольд, я слишком заброшена.
Морин принялась утирать лицо, но слезы все равно текли меж пальцев. Она не сомневалась, что продавщица пялится на них из-за прилавка, и посетители тоже глазеют, и те безмужние дамы. Ну и пусть… Пусть себе смотрят.
— Гарольд, я очень скучаю по тебе. Если бы ты только вернулся…
Она смолкла, ощущая, как пульс отдается во всем теле.
Гарольд наконец поскреб в голове, словно она у него болела или он хотел что-то в ней сдвинуть.
— Ты скучаешь по мне?
— Да…
— И хочешь, чтобы я вернулся?
Морин кивнула. У нее не хватило духу повторить. Он снова почесал голову и поднял глаза на Морин. Она почувствовала, как внутри у нее все стронулось с места и судорожно запрыгало.
Он медленно выговорил:
— Я тоже скучаю по тебе, Морин. Но я всю свою жизнь провел, ничего, по сути, не делая. А теперь я наконец делаю хоть что-то… Мне надо закончить поход. Куини ждет. Она верит в меня. Понимаешь?
— Ну, конечно, — откликнулась Морин, — безусловно, я понимаю.
Она отхлебнула чай — он был холодный.
— Просто я… извини, Гарольд, но я никак не могу к этому привыкнуть. Ты теперь паломник и все такое… Но ведь я должна и о себе подумать. Я не столь бескорыстна, как ты. Прости меня…
— Я ничуть не лучше других. Нисколько не лучше. Любой может совершить то же, что и я. Но ты должна от всего освободиться. Вначале я не знал этого, а теперь понял. Надо оставить все, что тебе было когда-то нужно: и кредитки, и мобильники, и карты автодорог, и все-все…
Он глядел на нее сияющими глазами и спокойно улыбался.
Морин снова взялась за чай, но, отхлебнув, поняла, что он совсем остыл. Ей хотелось спросить, путешествуют ли паломники с женами или без, но она не решилась. Она вымучила на лице то жизнерадостное выражение, от которого обычно делается еще тоскливее, а потом глянула в окно, за которым по-прежнему ждала Гарольда собака.
— Она грызет камень…
Он засмеялся.
— Грызет… Ты только не вздумай ничего ему бросать. Если кинуть, он подумает, что ты обожаешь это дело, и не отстанет. Он не из забывчивых.