– У страны ненадежный фундамент – того и гляди все рухнет, как в семнадцатом и придавит нас с Наташей. Ведь мы, как-никак, состоятельные…
Николай Михайлович, откинувшись на спинку стула, смотрел на него прямо-таки с клиническим интересом, будто открыл в его личности что-то темное, угловатое и неприличное.
– Интересно, интересно! Ну-ка, ну-ка, расскажи! Может, мы там у себя отстали от жизни и чего-то не знаем?
– Сам я, может, и прожил бы здесь, но я очень боюсь за Наташу и, если уж глядеть дальше, за наших детей… – сказал он, рассчитывая вызвать вибрацию отцовских струн.
– В каком смысле? – сделался внимательным Николай Михайлович.
– В прямом! Вы посмотрите, кто разгуливает нынче по улицам! Ее же без охраны нельзя выпускать из дому!
– Вот и приставь к ней охрану!
– А как же быть с ненадежным фундаментом?
– Какой фундамент? О чем ты говоришь? Пока стране нужны наши трубы, ничего никуда не рухнет!
– Но страна же по уши в дерьме!
– Может быть, и в дерьме, но это не повод для эмиграции. Вернее, это повод для слабаков, – спокойно заключил Николай Михайлович.
Жених в выразительном бессилии развел руками.
– Если все уедут – кто же будет страну из дерьма вытаскивать? – пошел в контрнаступление Николай Михайлович.
– Да ее оттуда при всем желании не вытащить!
– Ну, если все так будут думать, то не вытащить!
– Да что бы мы с вами не думали, последнее слово за руководством, а оно…
– Согласен, но я не обсуждаю руководство страны. Это, знаешь ли, бесполезное занятие.
Выражение лица Николая Михайловича стало удивительно похоже на выражение его дочери, когда та была чем-то недовольна.
– Знаешь, Дима, честно говоря, мне плевать, как они себя ведут и о чем думают, потому что нам там, у себя, нужно думать о людях и о заводе. Когда ты знаешь, что за тобой люди и что они тебе доверяют – невозможно их обмануть, накопить деньжат и сбежать! Мы там у себя и тонем вместе, и выплываем вместе. Мы ведь с матерью тоже состоятельные… И акции, между прочим, имеются… У нас в провинции все проще…
– Впору перебираться к вам жить! – улыбнулся он.
– А что, это мысль! Мы с матерью будем только рады! Ты не думай – у нас там жить очень даже можно! Вот вы здесь, например, что видите кроме работы, да телевизора?
– Нет, нет, Николай Михайлович, что вы! Наташа ни за что не согласится! Да и я…
– А вот мы ее сейчас и спросим! – воскликнул отец, завидев входящую дочь.
– О чем это вы здесь так громко спорите? – зашла и с любопытством спросила, встав за спиной жениха и положив руки ему на плечи, Наташа.
– А вот скажи нам – ты бы хотела вернуться в Первоуральск и жить там? – спросил ее отец.
– Нет! – не задумываясь, ответила Наташа.
– Почему?
– Ну… много всяких причин…
– А в Европу жить поехала бы?
– Ах, вот вы о чем! – догадалась она и взъерошила жениху остатки волос. – Нет, и в Европу не поеду!
– Вот видишь! – развел в свою очередь руками Николай Михайлович. – Нынешние господа юристы Россию покидать не желают! Не то что Керенские! А ты говоришь – все пропало!
– Ну ладно, поговорите, поговорите! – удовлетворив любопытство, разрешила Наташа и ушла.
Некоторое время после ее ухода они молчали, а затем жених сказал:
– Все в нашем государстве поставлено с ног на голову. Население у нас делится на пострадавших и еще не пострадавших. В Европе, например, миллион человек выходит на улицы и добивается своего. Здесь же никто никуда не выходит, и добиться ничего невозможно… Я боюсь не за себя, а за Наташу и наших будущих детей, которых здесь серая пьянь в погонах или безработная богатенькая сволота может переехать, когда они идут в школу!
– Ну, не знаю, – сдался Николай Михайлович, видимо, устав от бесполезного спора. – Конечно, дети – это святое. И тут я вам не советчик. Как решите, так и будет. А нам с матерью дай бог сил продержаться на своей делянке… – улыбнулся он и затем доверительно поведал будущему зятю, что устал и ждет не дождется отпуска, что сон его теперь раскололся надвое – тесный беззвучный склеп до четырех утра и потрескавшееся на куски потемневшее, полное прозрачных лиц и ватного движения зеркало – после пяти. Что хотел бы сохранить до старости пытливость и живость ума и что того и гляди изобретут таблетку, от которой станет густеть волос и голос…
