Интерес старых друзей к ее суженому был предсказуем. А что тут может быть убедительнее медленного танца, когда запустив ровный неспешный разговор, можно вращаться вокруг деловитости, расторопности и порядочности ее жениха, уверяя, что несмотря на ласковый вид, мальчишка он боевой и надежный. Ничего удивительного, что после такого представления он оказался в центре их внимания и во время перекуров охотно отвечал на их осторожные вопросы. Правда, для этого ему пришлось закурить.
Утешить его страхи, дать понять, что юрфак своих в обиду не дает – в этом состоял ее наивный тайный умысел.
Единодушная и слаженная вначале, праздничная мелодия под влиянием возлияний постепенно расстроилась и расползлась на отдельные бессвязные пассажи. Все меньше подчиняясь партитуре торжественного повода, инструменты затевали свои партии, сбивались в дуэты, трио, либо солировали, поводя рассеянной улыбкой по сторонам. Иногда дирижеру-жениху удавалось усадить гостей за пюпитры тарелок и, преодолевая разноголосицу, вернуть их к главной теме вечера.
– Давайте, – говорил он, – выпьем за…
– Да, давайте выпьем! – охотно откликались размякшие гости.
«Вот так же будет и на моей свадьбе…» – наблюдая за покосившимся весельем, думала она. Впрочем, день рожденья и свадьба – два события разного запаха (как табачный дым и фимиам) и цвета (как печаль и любовь).
Расставались долго и тщательно.
Ирина Львовна сказала:
– Ах, Наташенька, ваш папа – просто восторг! И жених тоже! С такими мужчинами вы как за каменной стеной!
Светка сказала:
– Спасибо, подруга, все было хорошо! Твой отец просто класс – весь в тебя! Серега Агафонов и Витя Коновалец сказали:
– Слушай, Наталья, давно мы так не расслаблялись! Спасибо! Рады были тебя повидать – выглядишь, как всегда потрясающе! Звони, не пропадай!
Жених сказал:
– Наташенька, на улице прохладно, подожди, я принесу из машины жакет…
И все, все, все сказали:
– Спа-си-бо, На-та-ша!
Дома Наташа сказала:
– Слава богу, кажется, все прошло хорошо! Как вы думаете?
И жених подтвердил:
– Все было просто замечательно!
Знакомство ее отца с его матерью отложили на осень и, проводив родителя, жених и невеста воссоединились.
– Береги ее! – наказал ему будущий тесть при расставании, и он, став серьезным, ответил:
– Я только этим и занимаюсь!
На обратном пути из аэропорта он сказал ей:
– Слушай, я тут подумал – давай наймем тебе охранника!
– Чего, чего? – изумилась она.
– Охранника. Ведь я же не всегда могу быть рядом…
Она фыркнула и подняла его на смех:
– Тоже мне, нашел олигархшу!
Потом подумала и сказала:
– Днем мне бояться нечего, а ночью со мной ты. Ведь ты же меня защитишь, если что?
– Не сомневайся! – ответил он.
И снова мы торопимся успокоить читателя, сообщив, что в наши намерения не входит дразнить его внимание материализацией событий, которые хоть и возможно вообразить, но заигрывание с которыми отвлекает от материй по-настоящему основательных и роковых, ибо главные опасности для человека исходят от него самого и только потом от других…
После четырехдневного воздержания деревянная кровать приобретает свойства стального магнита, а объятия – крепость и гибкость лиан. Холодная погода этому только способствует.
«А ведь я соскучилась по нему!» – подумала она, отдыхая в его объятиях.
И прочный красивый корабль их сожительства, где он был капитаном, а она – штурманом, возобновил размеренное плаванье к берегам незакатного бриллиантового солнца, на которых раскинулась страна их свадебного уговора.
Продолжились их выходные вылазки за город, и сбылось то, о чем он мечтал здесь в январском одиночестве. В струях утренней прохлады, под пение невидимого за зелеными кулисами птичьего хора он подбирался к ней, дремлющей, обнимал и прижимался грудью, животом, ногами к ее спине и ногам и триедиными усилиями рук и часового будил ее желание.
«Ну-у! – сонным голосом, в котором не было протеста, бормотала она. – Ну, Дима! Ну, не приставай, противный мальчишка!»
В своем внимании к женщине (как, впрочем, и невнимании) мужчины поразительно схожи между собой, и не удивительно, что подобие и совпадение деталей их нынешнего загородного быта с тем, что она пережила с Мишкой, толкали ее на тропинки памяти – туда, где осталось ее дачное, горячее во всех отношениях лето девяносто четвертого. Где она рассталась с девичеством, где началась ее женская история, и где вместе с ее телом обнажилось вдруг ее земное плотское предназначение, скрытое до тех пор густой вуалью романтических недомолвок. Где она, совсем недавно невинная и незапятнанная, была отдана ненасытному улыбчивому мужчине, в одночасье ставшему центром ее вселенной, ее единственным и неразлучным, как ей тогда казалось, солнцем, обильно и неутомимо изливавшим на нее свои лучи. Прошло четырнадцать лет, и вот уже лучи четвертого солнца ласкают ее. Так, может, ее вселенная устроена таким образом, что не она вращается вокруг пылающих звезд, а звезды вокруг нее? И если так, то остановится ли когда-нибудь этот звездный хоровод?
