– Не возражаю! – пробасил отец. – Ну, а теперь за пельмени!
Он повязал фартук, распределил роли, и все трое принялись за дело. Дмитрий с приятным удивлением посматривал на невесту, которая, блистая ангельской непосредственностью, никогда ранее за ней не числившейся, без умолку щебетала. Папочка, папуля, папулечка – мягким ворсом устилала она дорожку к отцу. Радостное выражение пристало к ее лицу, светло-серые глаза, сияющие даже в гневе, лучились чувствами чистейшей, невиннейшей пробы из тех времен, когда она девчонкой нежилась в родном гнезде под сенью могучих крыльев милого папочки. Оттолкнувшись от пельменей, как от пирса, она уплывала к незапамятным историям их провинциальной жизни, причем в отцовской памяти они часто не находились, и тогда дочь цепляла к ним цветные ниточки подробностей, и иногда ей удавалось вывести отцовские воспоминания из лабиринтов захламленной памяти. Своим праздничным настроением она заразила жениха, и он тоже смог вспомнить пару удачных случаев из ранней, невинной главы своей жизни. Ее отец – мудрый немногословный патриарх, был добродушно улыбчив и одобрительными замечаниями сопровождал те забавные беспечальные цитаты молодой памяти, которыми они его потчевали.
Так они сидели, водрузив руки на столе, а над столом, как во время спиритического сеанса, витали добрые духи семейного очага. Что бы кто бы нынче ни говорил, а счастливая семейная жизнь есть норма, требующая своего фитнеса. Всё прочее, нетвердое и гражданское – лишь ее невнятная копия.
Он вызвался и сделал салат, сервировал стол в гостиной и открыл вино, давая ему возможность надышаться перед смертью. Пришел Николай Михайлович, оглядел стол и сказал, что пельмени требуют водки. Водка нашлась, и пока укрытое горячей желтой пленкой жира угощение томилось на плите, они выпили за приезд и за знакомство.
– Вы обязательно должны к нам летом приехать, – наказал Николай Михайлович. – Мама вас ждет.
Выпили за маму. Наташа вспомнила бежевый ворс маминого халата, который она любила щупать и гладить, когда ей было три года.
– Что ты могла запомнить в таком возрасте! – удивился папа.
– Я много чего помню! Я помню, например, запах магнолии, когда мы были в Крыму!
– Да тебе же тогда было года четыре! – засомневался папа.
– До сих пор помню этот густой, тяжелый, влажный запах! – зажмурилась Наташа, так точно изобразив замершим на секунду лицом чудный, душный, сладковатый аромат детства, что мужчины поверили и выпили за аромат и за ее здоровье.
Наконец появилось главное блюдо. Наташа наполнила тарелки расплавленными, глянцевыми пельменями и залила их бульоном. Мужчины выпили, словно перекрестились.
– С горчицей! – посоветовал будущий тесть будущему зятю.
Далее последовали приятные ощущения, когда все рецепторы сигналят тебе о вкусе, который невозможно описать словами.
– Все дело в пропорциях говядины и свинины, – улыбался довольный Николай Михайлович. – Дома я добавляю еще конину…
Чтобы унять аппетит, им потребовалась пол-литровая бутылка водки.
– Ты отдыхай, – сказал Николай Михайлович дочери, – а мы пойдем на кухню, попьем кофейку, да поговорим, хорошо?
На кухне жених начал с пустяков – например, какой здесь выдался холодный май, и как хорошо себя чувствует Наташа за городом. Как отличился «Зенит» и наши хоккеисты, и как строго он следит за Наташиным питанием, отчего она поправилась на два килограмма. Сообщил, кто его отец и откуда родом.
– Ты смотри! – приятно удивился Николай Михайлович. – Наш парень, уральский! Значит, и ты наполовину уральский! А мама как?
Мама оказалась в порядке, да к тому же курящая.
– Вижу, сам ты не куришь! – заметил Николай Михайлович. – Бросил?
– Наташа заставила! – с удовольствием сообщил он.
– Молодец, Наташка! – одобрительно кивнул отец.
– Я вот о чем хотел с вами посоветоваться… – решился он.
– Ну! – отхлебнул кофе Николай Михайлович.
– Хочу Наташу увезти отсюда…
– Куда?
– Куда-нибудь в Европу…
– В свадебное путешествие, что ли?
– Нет, увезти насовсем, чтобы жить там!
Николай Михайлович с удивлением на него воззрился:
– Интересно, а чем тебе Россия не угодила?
