Двадцать минут спустя Ханна перешла к Чарльзу. Они то и дело заливались чаячьим смехом; Ханна, тронув за плечо, притянула Чарльза к себе, и на мгновение их руки сплелись.
– Тоже мне счастливая парочка! – фыркнула Джейд.
Пятнадцати минут не прошло, как Ханна уже шагала рядом с Найджелом (он, опустив голову и поглядывая на нее искоса, слушал с некоторым беспокойством). А вскоре Ханна перешла к Джейд, идущей впереди меня.
Естественно, я предположила, что вслед за тем настанет моя очередь, – я шла последней. Но, закончив разговор – Ханна советовала Джейд подать заявку на летнюю практику в «Вашингтон пост» («Надо быть добрее к себе, запомни!» – расслышала я), – она еще что-то шепнула Джейд на ухо, чмокнула в щеку и вернулась в начало нашей цепочки, не удостоив меня даже взглядом.
– Так, ребята, выше нос! – крикнула Ханна. – Мы почти пришли!
Когда мы добрались до места, во мне кипели с одинаковой силой обида и возмущение. Обычно стараешься не обращать внимания на предвзятость («Не может весь мир состоять в клубе фанатов семьи Ван Меер», – говорил папа), но, когда тобой вот так бессовестно пренебрегают, это неприятно. Как будто всем вокруг дозволено быть сосновыми иголками и только тебя заставляют быть смолой. К счастью, больше никто не заметил, что Ханна так со мной и не поговорила. И когда Джейд, сбросив рюкзак на землю, сладко потянулась, улыбаясь во все лицо, со словами: «Потрясающе! Она всегда умеет сказать именно то, что нужно», признаюсь, я соврала.
Я с энтузиазмом закивала и поддакнула:
– Умеет, умеет!
– Сначала поставим палатки! – скомандовала Ханна. – С первой я помогу. Только посмотрите сначала, какой вид! Просто дух захватывает!
Несмотря на Ханнин азарт, мне палаточный лагерь показался довольно унылым, особенно после величественных горных пейзажей. Среди корявых сосен была расчищена круглая поляна. На почерневшем кострище лежали обгорелые поленья, серые и лохматые, словно морда старого пса. Справа, за россыпью валунов, тянулась узенькая, как приоткрытая дверь, скальная полка – можно присесть, свесив ноги, и подглядывать за голой лиловой горной грядой, дремлющей под рваным одеялком тумана. Солнце уже утекло за горизонт, и только самый край неба пятнали желто-оранжевые потеки.
– Здесь кто-то был минут пять назад, – объявила Лула, указывая пальцем себе под ноги.
– Что там? – спросила Джейд.
Я подошла к ним.
– Смотрите!
Лула потыкала ботинком окурок.
– Эта сигарета не больше трех секунд как погасла!
Джейд, присев на корточки, осторожно подобрала окурок – так берут в руки дохлую золотую рыбку.
Осторожно понюхала и снова швырнула на землю:
– Точно! Я чую. За-ме-чательно! Только этого не хватало. Какой-то мерзавец дождется ночи, придет и всех нас поимеет.
– Ханна! – крикнула Лу. – Надо валить отсюда!
– Что случилось? – спросила Ханна.
Джейд показала на окурок.
– Эта стоянка очень популярна, – отмахнулась Ханна.
– Да, но сигарета еще тлела! Я видела оранжевую искру! – Глаза у Лулы были как блюдца. – Здесь кто-то прячется. Следит за нами.
– Не смеши.
– Никто из наших не курит, – сказала Джейд.
– Все нормально! Скорее всего, какой-нибудь турист здесь отдыхал, потом пошел дальше по тропе. Не волнуйтесь.
Ханна отошла на дальнюю сторону поляны, где Мильтон, Чарльз и Найджел пытались поставить палатки.
– Ей все шуточки, – сказала Джейд.
– Надо уходить! – не успокаивалась Лу.
– Я с самого начала это говорила, – бросила Джейд. – Кто-нибудь прислушался? Нет! Я, видите ли, всем только настроение порчу.
Она ушла, а я сказала Луле:
– Эй! Все будет хорошо.
– Правда?
Я кивнула, хотя никаких оснований для такого оптимизма у меня не было.
* * *
Через полчаса Ханна принялась разводить костер, а мы сидели на валунах и ели подогретые на походной печке ригатони[395] с томатным соусом «Фра Дьяволо» и французский батон, твердый, как базальт. Сидели лицом к обрыву, хотя ничего уже не было видно – темный провал и густо-синее небо вверху. Небо никак не хотело отпускать последний клочок вечернего света.
– Если отсюда свалиться, что будет? – спросил Чарльз.
– Разобьешься насмерть, – ответила Джейд с полным ртом.
