…— Ну, потеряй сознание, в этом же нет ничего страшного! — сказало кресло, сидящее на мне, и одновременно находящееся подо мной. Я провалился в какое-то из пятен. На секунду я опять, испугавшись, как бы вынырнул наружу, к сознанию и реальности, но тут по моей голове пошли радужные спирали. Мне оказал первую помощь внимательный Дукаранч…Эх, да что я вам объясняю так долго, у вас же у всех красивые, нормальные волосы, вряд ли вы до конца представите, как по лысой голове спектрально-спиральной радугой расходится шок… Вы, конечно, знаете, что Зершанчари и Зыехтынб соединены перемычками, как бы в одну горную страну… Итрихе, теперь я уверен, что я болен, что у меня бред, но я себя буду контролировать, и вы меня контролируйте, бывшие монахи. Однако я могу сказать вам ещё кое-что, понимая при этом, что говорю бред. Выходит даже красиво…
— Мы слушаем, — сказал Нарахцань.
— Ведь это как легенда… Такие интересные ассоциации… Что такое у человека «горная наследственность»? Вершина горы была озарена проходящим мимо кинотеатром… Всё это происходило на плоскогорье, залитом, как светом, светло-жёлтыми, чуть розоватыми, каменными, а может быть, глиняными плитками. Глинистый харбай был похож на селевой поток, намытый горными шоферами… есть такие «горные шофера», «предутренние воры», «почтальоны зари», «литейщики заката»… Да, «литейщики заката» — это драконы, которые на западе отливают вечернюю зарю из расплавленной меди. А «почтальон зари» по утрам рассовывает, как по почтовым ящикам, по выбоинам рельефа зарю длинной ургой, которой привык тыкать в наше самосознание, чтобы из него выходило лишнее тесто и лишняя вода… Впрочем, про это тесто — уже древняя легенда. Кроме «почтальонов зари», есть ещё «внутренние почтальоны», которые пасут отары извилин. И когда, сказано в древнем мифе, «почтальон зари» помогает им — мозгу становится легче. С рассветом тесто и вода уходят, на душе потому-то и легко во время зари… Скажите, а вы помните какие-нибудь ещё легенды?..
— Я помню, — сказал Дукаранч. — Бывает, что заря расходится послойно, такими брызгами… Откуда они? Дело в том, что как-то один жрец услышал от Фрелу: заря очень липкая, но очень сладкая! Он взял большое ведро и пошёл набирать зарю, но привык наклоняться в сторону, обратную ведру… Поставив ведро, он качнулся, сделал пол-оборота вокруг своей оси, и увяз вниз головой в ведре… Драконы вытащили его, а брызги зари превратились в кометы, серебристые облака и слои зари…
Караван возвращался в Зершанчари…
…Но опять — оборвалось!
Опять — Высожарский будто очнулся…
(И вот — как понять? Одно дело — богатая образность, другое — спутанность ассоциаций…
И — не зря же открылось!
Ещё один мир… И — наверно, будет о нём дальше?..)
…Как и дéлжно, на 17-й день вечером на плато Кевменирум — на самом востоке центральной части пустыни Агварасичорпн, занимавшей самый большой из трёх континентов планеты Колось — внезапно утих могучий рёв песчаной бури. Медленно опускался вниз мутно-красный Эян, слабо просвечивая сквозь тучи умчавшегося на запад песка. Небо быстро очистилось, обрело изумительный голубовато-зелёный оттенок, и лучи Эяна вновь стали ослепительно-жёлтыми…
…Когда Эян зашёл, они позеленели — а высоченные барханы вдали, на юге и на севере, поминутно пылали зелёным золотом. На востоке ярко светили четыре спутника: два больших, обращавшихся вокруг общего центра — и два маленьких, по одному у каждого, в качестве вторичных спутников… Четыре ярких круга заставляли скалы отбрасывать четыре тени. И всё же небо было настолько чистым, что Аорара — внутренняя по отношению к Колосю планета… (?) …отбрасывала хорошо заметную пятую тень, а сияние спутников не могло затмить разноцветья разгорающихся звёзд. Они сияли всю эту ночь — чистые и далёкие, как неосуществимые мечты; и должны были теперь сиять так же каждую ночь: в Агварасичорпне наступил Сезон Ясного Неба. И это продлится полгода…
…На низкой скалистой горе, у подножия которой бугрились светло-жёлтые барханы песка (нанесённые, может быть, с далёкого полуострова Молчаливого) — стояло невысокое здание из зеленовато-серебристого колосианского полевого шпата. За 2 часа до рассвета тяжёлая герметичная дверь, открытая сильной рукой, быстро раскрылась. На пороге стоял человек в светло-сером комбинезоне. Его восьмиугольные глаза смотрели на юго-запад. Резко выступавшие вперёд и в стороны скулы, широкий подбородок и рельсовидный нос, бугром переходящий в отрицательный угол лба, большие надбровья — всё это придавало его лицу в тусклом свете заходящих спутников жутковатый вид…
