…Унъерт в это время в свете потухающего вечера спокойно ел лапшу. Перед ним на полочке стоял череп, выточенный из мрамора — символ бессмертия… Услышав шум, он встал, посмотрел в окошко — и увидел крысу, спокойно доедающую последние семена из шишки. Он заорал от ужаса и, держа в руках ложку с лапшой, хотел закрытья руками, но случайно сильно ударил себя лапшой по уху, так что…
(Как? Где только не встретишь… знакомые следы!)
…зашатался — и тут услышал шум, и увидел испуганного Нарахцаня. От всего этого Унъерт упал в обморок. Ему показалось, что «лопнуло надувное небо»…
…Очнувшись, он увидел над собой зелёный кувшин. Из него тонкой струйкой текла прохладная вода, стекая каплями по редким волосам Унъерта…
— Что случилось, отчего у тебя обморок? — спросил Итрихе.
У Унъерта всё путалось в голове, и он сказал так:
— Да это… череп засунул варёную лапшу с пареным воплем себе в ухо! А жрец… (он вспомнил: во время потери сознания — его голова со стороны представилась обсидиановым топором) …у которого голова была как обсидиановый топор, заискрился и рухнул…
Монахи проверили, но лапши у черепа в ухе не оказалось…
…Все ухаживали за Унъертом. Итрихе отозвал в сторону Дьерэнша и сказал ему:
— Дьерэнш, ведь это так похоже на сумасшествие! Неужели ты не понимаешь, что Унъерт почти болен, его надо серьёзно лечить; что все эти «предметные циклы» и «чувственные восприятия» — чушь? Я очень хочу, чтоб меня поддержал хоть ты! И давай вместе что-то делать! Я тебя очень прошу…
— Итрихе, я люблю тебя и верю тебе, но… неужели Унъерт сошёл с ума?
— По-моему, ещё не безнадёжно… Но как доставить его в первичную психбольницу? Впрочем, можно и сразу в основную…
— А убедить его нельзя?
— Как? Пробовал, но это же фанатизм!
— Но чувства…
— Шизофреничны и могут быть опасны…
(Вот ещё поразил… знакомый термин!)
— Ну ладно, ты меня убедил. Подумаем, что делать…
…Все монахи остались с Унъертом, а Итрихе и Дьерэнш пошли погулять. Они решили сделать всё, чтобы подействовать на монахов просто убеждением…
…Утром следующего дня, когда все ещё спали, Дьерэнш дал полёвке, очень умному зверьку, большую шишку на завтрак — и привязал к спинке письмо в металлическом жестяном конверте, адресованное в Зершанчари…
Короткие мощные лапки замелькали с быстротой винта самолёта. Полёвка забуксовала, потом высоко подпрыгнула — и с огромной скоростью, как у поезда, помчалась на северо-запад, в Зершанчари, в почтовое отделение. В письме была просьба на всякий случай быть готовыми к прибытию монахов, которым нужна помощь невропатологов и психиатров… А потом Дьерэнш пошёл обратно к Итрихе. Они покормили ящеров и стали придумывать доводы…
…Монахи проснулись, все позавтракали и разговорились. Первым начал Дьерэнш.
— Я сомневаюсь, — сказал он, — что человек может усилием воли создать что-либо, или какое-то там «пространство чувств». Это легко объяснить элементарно: просто галлюцинациями, бредом, заблуждениями…
— Да, — подтвердил Итрихе, — мозг во сне отдыхает. Он похож на человека, который вместо неё выполняет похожую на неё гимнастику, чтобы размяться… (Уже… его мысль неясна!) …Он может развлекаться себя на отдыхе сновидениями — тоже вроде бредом…
— Кроме того, — сказал Дьерэнш, — мы видели, что ты болен, тебе бывает плохо. Ты обязан наконец что-то надеть на свою редковолосую голову, отдохнуть от жары, и тебе станет лучше. А нам с тобой — легче… Ты только вспомни, что ты говорил: мозжечок лопается!..
— Ой… Неужели я так говорил?
— Да! А на полёвке ты не мог усидеть 1000 лет… Ведь все мы живы!
Унъерт подумал и сказал:
— Теперь и я сомневаюсь в своей правоте… Сегодняшний случай напомнил мне о былом случае в кинотеатре. Хотите, расскажу?.. Тогда я ещё учился в 5-м классе в городе Керехете, и как-то в Дни Каменного Огня пошёл в кинотеатр «Арат»… Во дворе стоял караван из города Дьионгч, с самоцветами с гор Канта-Бричвере; и досыхала последняя лужа — похожая на неровную голубую жесть. Лучи Эяна, казалось, вонзались в голову… Уставший от жары, я откинулся на спинку кресла. Уже было темно, задёрнули чёрные войлочные двери, и на белом войлочном экране мелькали кадры из фильма про аратов Зыехтынхского аймака. Низкие пологие горы казались розовыми от цветущих плаунов и ханстовых рощ, а не буро-жёлтыми, чем обычно. На экране мелькнула надпись: «Представитель образцового труда Нахорчал». Весёлый арат ехал впереди стада ящеров, указывая им путь длинной посеребрённой ургой с медным наконечником… Ну, знаете: несколько хвоинок, вставленных одна в другую, связанных и склеенных?.. Вдруг, когда он повернулся к нам спиной — мне стало плохо, всё расслоилось! Слоистыми стали люди, стулья, двери, а главное — экран! Арат вскочил с непостижимой быстротой мне в голову, нанизал чувства на ургу, и поехал в весеннюю даль Зыектынхыба, ящеры — за ним; а я остался — было такое ощущение — на собственной голове… Потом опять увидел себя сидящим в кресле, перед глазами плыли кольца, пятна, и всё слоисто входило одно в другое: моё подсознание, например — в экран, пол — в потолок; где-то раздался вопль — но я услышал его как бы не ушами, а спиной и черепом… Я почувствовал, что умираю, а умирать не хотелось…
