— Только о ней и думаю.
Я кладу трубку. И все же это происшествие не дает мне покоя. Я думаю, что лучше известить о нем Старикана на крайний случай. Мне не хочется стать клиентом японских тюряг. Поэтому я заказываю новый разговор. Так же как и утром, после небольшого ожидания на другом конце провода, раздается голос дорогого Босса.
Воздушными намеками (а он схватывает их на лету, как парус — ветер) я рассказываю ему о втором харакири, о нашей экспедиции в Кавазаки и ее последствиях. Он говорит мне, что срочно свяжется с нашим посольством, чтобы в случае необходимости они были готовы быстро и эффективно помочь нам.
Новостей об Агентстве Пинодер все нет. Мы расстаемся. Я ещё никогда так часто не общался по телефону с Лысым. Если дела так пойдут и дальше, то мой гостиничный счет испортит мне аппетит, как бочка тухлой сельди — фужер шампанского.
В тот момент, когда я кладу трубку, появляется Толстяк в пижамных шакаренках в цветочек.
— Я сдал свой костюм в чистку и глажку, — говорит он — Правда ведь, невезуха! Мой первый костюм из белой фланели… Но я надеюсь заполучить его к концу дня, чтобы надеть на вечеринку к американке. Я цементирую его энтузиазм:
— Будет лучше, если ты не пойдешь туда, Толстяк.
— Чего это вдруг?
— Надо же понимать, что с твоей желтизной ты непрезентабелен! Он хмурится.
— Послушай, Сан-А, ты меня удивляешь. Здесь миллионы ребят с таким же цветом кожи.
— Да, но для них — это естественная окраска. Поверь мне, будет гораздо лучше, если ты отдохнешь. К тому же, твое вынужденное купание, да и…
Он молча возвращается в свою комнату, яростно захлопнув за собой дверь.
День заканчивается без приключений. К восьми часам ваш милашка Сан-А, выкупанный, свежевыбритый, накрахмаленный, с уложенными волосами и благоухающий, покидает свой селоп. Он стучится к Берю, но Берю отсутствует. Его величество обиделось и смоталось, не проронив ни слова.
Я спускаюсь в холл гостиницы и прошу портье вызвать для меня такси. Я зол, как собака. Плохо быть не в своей тарелке, да еще при этом шляться по чужой стране, не зная толком, чего ищешь. Я еще раз проклинаю свой бзик, заставивший меня очутиться в самолете и прилететь в Токио. Лучше бы я остался в Париже искать Гектора и Пино. Может быть, им сейчас приходится крайне туго, а тем временем ваш Сан-А метелит японских легавых, приняв их за бандитов. Он носится с конвертом, надпись на котором никто не может расшифровать, и спокойно наблюдает за тем, как японцы делают себе харакири… Он…
— Такси ждет вас, месье.
Я направляюсь к выходу. В тот самый момент, когда я собираюсь пройти через дверную вертушку, ее блокирует огромный японец в национальном костюме. Я уже собираюсь облаять его, когда признаю в нем Берю. Чувак хоть куда! На нем черное шелковое кимоно (то самое, которое он отважно вынес из дома Фузи Хотьубе), с зеленым драконом на спине, изрыгающим огонь. Толстяк корчит мне рожу. Возмущенный его жестом, я толкаю вращающуюся дверь. Берю начинает рычать, так как его пузо попадает между дверным затвором и вертушкой. Он вырывается и догоняет меня на улице.
— Как я тебе нравлюсь в этом костюме, Сан-А?
Я не могу сдержать улыбку.
— Ты похож на старого буддистского монаха. В честь чего ты так вырядился?
— На вечеринку!
— Какую вечеринку?
— У американки. В таком виде ты можешь официально представить меня как своего старого японского друга.
— Но…
Он преграждает мне вход в такси.
— Послушай-ка меня, Сан-А. Со мной такие штучки не пройдут! Ты втянул меня в эту дребедень, не спрашивая моего желания. А теперь собираешься идти развлекаться без меня. Накось выкуси!
В глубине души я чувствую, что бедный Толстяк прав.
— Ты не можешь выдавать себя за японца, так как не знаешь языка.
— Ну и что? Я ведь говорю по-французски.
— Да, но на этой вечеринке будут и японцы. Если они обратятся к тебе на японском, ты мигом сядешь в лужу.
— Ладно, я скажу им, что китаец, какая разница! Вперед! Как убедить этого упрямца? Я уступаю, и мы отправляемся в путь.
* * *
Миссис Ловикайфмен занимает роскошные апартаменты в современном здании. Нас встречает слуга в белой куртке и провожает в огромный салон, где хозяйка дома восседает на диване, предназначенном для военных маневров, в компании трех джентльменов.
