А совесть? Уж совесть-то его была бы чиста. Все, что они сделали, давало Лене полное моральное право на месть. Но только убив их, не падет ли он тем самым до их уровня, не станет таким же бандитом, смело стреляющим в спину?.. Леня с сожалением опустил карабин.
Долго лежали эти трое в лесу, выслеживая и подкарауливая друг друга. До темноты. Потом Косой и Чиграш поднялись и прошли внизу, совсем рядом со скалой — Лене даже слышно было их тяжелое дыхание и по-мальчишески очень хотелось гаркнуть неожиданно и громко, чтобы они подскочили…
Леня отпустил их на необходимую дистанцию и проводил до места ночевки.
Костер они, конечно, разводить не решились, что-то всухомятку пожевали и улеглись на расстеленной палатке. Лепя тоже устроился без особого комфорта — было голодно, холодно, неуютно. Напряжение этого трудного дня постепенно проходило, и он, прислушиваясь — не застали бы его врасплох или, чего хуже, не удрали бы в ночь, — с трудом удерживался, чтобы не заснуть крепко.
Но все было спокойно — ночь выдалась тихая: ничто не шуршало, не пищало, не стукало, и он даже благополучно подремал вполглаза и вполуха.
А со светом снова пошла погоня. Леня теперь держался вдали, предположение его оказалось правильным — шли они к лодке, так что вполне можно было не нюхать их след из боязни его потерять.
Так прошло два дня. Леня стал уставать. Понимая, как важно ему не ослабеть, быть постоянно в силе, он за это время дважды останавливался, когда был уверен в своей безопасности, и разводил костер, варил суп, заправляя его грибами и зеленью, главным образом борщевиком — это было практически единственное местное растение, про которое он знал, что оно годится в пищу.
И все-таки (теперь Леня с уверенностью мог это сказать) весь его прошлый, казалось бы, игрушечный опыт служил ему верную службу. Если бы не изнуряющая погоня, которая отнимала слишком много времени и сил, он вообще бы зажил припеваючи. А пока приходилось туго.
Но и врагам его было немногим легче — без костра, без охоты, в страхе. Леня как-то видел из-за дерева, что они на ходу жевали крупу. Он, правда, глядя на это, слюнки глотал, но и злорадство вполне простительное почувствовал.
Ничего, скоро по пути деревня будет с магазином. Тут он осуществит главную часть своего плана, оставит их без харчей, без снаряжения, напугает всерьез и будет гнать дальше неутомимо и безжалостно, как гонит волк оленье стадо.
Как стемнело, Леня вплотную подобрался к ним. Вначале прятался под елью, опустившей нижние ветки до земли, а позже, когда Косой и Чиграш улеглись, укрывшись палаткой, возле крохотного, чуть живого костерка (видно, совсем невмоготу стало без огня), бесшумно подполз еще ближе, прислушался.
Вначале было слышно ему только, как нудно и неразборчиво бубнит Чиграш. Косой же почти все время молчал, лишь изредка роняя два-три слова, из которых одно, по крайней мере, — мат.
— Ну, все, — вдруг резко сказал он, обрывая Чиграша. — Делать нам больше нечего — надо брать магазин. Харчей всего на раз осталось.
— А если сторож там? Чего с ним?
— Нам выбирать не приходится — так и так конец один: что в тайге, что в тюряге.
— По-тихому надо бы, может, обойдется еще.
— Как получится, — отрубил Косой, и было слышно, что он поворачивается на бок. — Часок-другой покемарим и пойдем.
Леня чуть выждал, отполз и пошел в деревню.
Дойдя до крайнего дома, он постарался хоть как-то привести себя в порядок, чтобы не вызвать подозрения, и пошел широкой улицей между домов, в которых давно уже не было огней и тепло и спокойно спали добрые люди.
Леня с трудом отогнал желание поднять их, стучать во все окна и орать во все горло. Но ведь ему могут не поверить, задержать, и мало ли что может случиться: Косой, если что, патронов жалеть не станет. И он шел на единственное пятно света, провожаемый рычаньем и лаем собак.
Вот и магазин. Леня постоял немного в темноте, осматриваясь.
Дом — бревенчатый, добротный. Задняя стена, по всей вероятности, глухая, за ней — не то кусты, не то огород. На боковых окнах — решетки. Значит, попасть в магазин можно только через дверь. На ней — большой висячий замок, а над крыльцом болтается жестяной конус с сильной лампой и вьются мошки.
