— Не надо. И в темноте мимо рта не пронесу.
— Да окна завешаны.
— Вот и хорошо: в кромешной-то тьме спокойнее. Кроту позавидуешь. Зарылся поглубже — и спи.
Она положила на стол сала кусок, полкаравая ржаного хлеба. Поставила квасу в железной кружке.
— А молочком кого поишь? — спросил Тимофей, попробовал квасу и сплюнул: кисло.
— Нету молока: корову увели.
— Эх, жаль, сожрали Белянку. В лес не могла угнать, что ли?
— Бог с ней, с коровой… Ловят, Тимоша, тех, кто от своих отстал. Кого в плен гонят, кого убивают. Как пробираться-то будешь? С собаками вон по лесу рыщут, зверьми на всех глядят, волчье проклятое!
— Я насовсем пришел.
Стеше показалось, что в ходиках словно пружина сорвалась, застучали они часто-часто.
— Что… конец нашим?
— Бегут. До Москвы вся держава теперь под немцем.
— Как же так, Тимоша? А если наши под Москвой развоюются и волю вернут, что скажут, как узнают — сгадился ты? Ведь говорят, вот-вот начнется, дальше никак не пустят его.
— Этот, что ль, на чердаке, сказывал? Между прочим, скрываешь его. Карается это. Хоть и раненый — жалко, а и мы тоже свою жизнь любим. Иди и скажи ему. Ходить мало способен? Так ради своей жизни и червем проползти не зазор. Пусть спешит в лес, заползет в чащу темную, в нору, а то выволокут. Язык-то у людей змеиный. Поди, уж и донесли.
Она накинула платок и вышла.
Уже выбелилась холстиной заря над лесом, и по холстине той пятна, как от раздавленной клюквы. Юбка Стеши намокла в росе, ноги и руки саднило: порезали некошеные травы.
Тимофей лежал в постели. Гладко, чисто, тепло под одеялом.
«Чем не рай! А вот разрушаем и гадим. Будь я богом, разве бы позволил такое?»
Тихо вошла жена.
— Долго что-то ходила. Уж не за Урал ли провожала?
Она не ответила.
— Забыл сказать тебе: у барсучьих нор бы его спрятать — вот где глухота.
И опять она промолчала. Легла под одеяло — спиной к нему. Он тронул ее холодные, крепко сжатые колонии услышал, что она плачет.
— Что ты, переживем!
Она обняла его.
— Иди к своим, Тимоша. Соберу, поцелую.
Будто с цветущей конопли дурманом надышался. Очнулся — теска.
— Куда идти? Истребят в лесу.
— Не думай об этом. Уходи!
— Дай мне своим умом пожить.
— Меня послушай. Устал ты, заснул без памяти, чуть живой забрел сюда. — Она поцеловала его. — С тобой пойду.
Раздался удар в дверь. Тимофей поспешно одевался у раскрытого сундука. Натягивал хромовые сапоги. Рубаха синяя, сатиновая, уже надета, надеты и новые брюки, только вот сапог никак не лезет.
В дверь ударили сильней.
Стеша сняла со стены грамоту: еще до войны наградили мужа за хорошую работу.
— В печь кинь!
Она спрятала грамоту под кофту.
Задребезжало от удара оконное стекло, блеснуло из-под оборвавшейся занавески солнце, и тут Тимофей, натянув наконец сапог, бросился открывать дверь. Сдвинул тяжелый засов.
Впервые так близко увидел немцев. Их было двое — молодые, сытые, глаза нахальные. На груди автоматы и загорелых ручищах.
— Милости просим… Пожалуйте, — опомнившись, залебезил Тимофей с улыбкой на побледневшем лице. — Стеша, скатерку на стол!
В избу ввалились еще трое — староста Никодим Дракин, за ним — два полицая, и сразу один под печь заглянул — посветил спичкой, другой полез в подполье.
— Что долго не открывал? Пулю в лоб захотел? — заорал Дракин — красная рожа с похмелья, взгляд хмурый, настороженный. — Чужие есть в доме? А ну проверить!
Полицаи полезли на чердак по приставной лестнице. Слышно было, как хрустело на потолке, песок сыпался — шуршал за обоями.
Стеша, опустив глаза, постелила на стол скатерть.
— Милости просим, — обратился Тимофей к немцам. Один, с белесыми, жидкими, длинными волосами, резко показал автоматом вверх и крикнул:
— Хенде хох!
Не шутят ли? Глянул хозяин в чужие, жестко сузившиеся зрачки и поднял вдруг отяжелевшие, занывшие руки.
— За что? — спросил он.
Никто ему не ответил. И повели мужика из избы. Стеша выбежала на крыльцо, и зловещим показался ей родной проулок, по которому вели ее Тимофея с поднятыми руками.
— За что? — повторил он и обернулся.
Его толкнули, ударили ногой, и он, споткнувшись, опустил голову и еще выше поднял руки — сползли рукава рубахи, и под ветром облепило сатином сохастые лопатки.
