Да и сама Септа не знала, что подумать об этом. Но все-таки она сказала, что охотно совершит путешествие, так как это поможет ей развлечься, причем больше всего ее радовало то, что она поедет одна. Около полуночи она ушла. Это произошло месяц тому назад и с тех пор я ее больше не видела. В последующие дни я часто наблюдала за домом доктора, но мне не удавалось видеть Септу; не видела я также и горничной, которая до того времени служила у моих соседей. Спустя неделю я, наконец, решила зайти в дом доктора, в его отсутствие. Когда я позвонила у дверей, мне открыл какой-то лакей, которого я раньше никогда не видела. На мой вопрос, где находится мистрис Грилей, он заявил мне, что она уехала с месяц тому назад. Не веря своим ушам я спросила, куда именно уехала хозяйка дома, на что лакей ответил, что она находится в Европе. Дальнейших подробностей он мне сообщить не мог, так как и сам ни разу не видел мистрис Грилей, которая уехала еще до его поступления на службу, причем прежняя горничная была рассчитана спустя несколько дней после отъезда ее госпожи. Я пошла домой, не зная, что и думать. Я не могу отделаться от странного ощущения, овладевшего мною с самого начала. Почему-то мне казалось, что тут совершено преступление. Я не допускала возможности, что мистрис Грилей уехала: и если это было так, то почему же она не написала мне ни разу? Почему она даже не сочла нужным проститься со мной? Ведь могла же она передать мне несколько слов через посредство своей прежней горничной! Я ничего не понимала в этом деле! На другой день я снова отправилась туда, уже к самому д-ру Грилею, и спросила его, как поживает его супруга и скоро ли она вернется? Он давал мне односложные ответы и в конце концов заявил, что по всей вероятности она никогда больше не вернется, что совместная жизнь с нею была для него мучением, что в Европе она чувствует себя хорошо, что она ему вовсе не нужна, что он ей об этом уже написал, что она ему ничего не ответила и что ему теперь до нее нет никакого дела. Когда я спросила у него ее адрес, он просто-напросто заявил, что и не подумает даже называть его, что он уже и прежде запретил своей жене бывать у меня и что он вовсе не желает, чтобы мы переписывались. Я, конечно, была страшно возмущена этим и не постеснялась откровенно высказать ему свой взгляд по поводу его поведения. Он попросил меня оставить его дом и я ушла, но, должна сознаться: он показался мне еще более подозрительным. У меня снова мелькнула мысль, что тут что-то не ладно. В последние дни я сама не своя: я боялась заявить полиции о своих подозрениях, так как от этого могли получиться для меня одни только неприятности. В конце концов я вспомнила о вас, мистер Пинкертон, явилась к вам и, вот, рассказала вам все, как было! А теперь, будьте любезны, выскажитесь по этому делу!
Нат Пинкертон ни единым словом не прервал рассказчицу.
После некоторого раздумья он встал и сказал:
— Дело не лишено интереса для меня! Я вполне разделяю ваше мнение и мне вся эта история кажется в высшей степени странной! Больше всего меня поражает то, что мистрис Грилей ни разу вам не написала! Я полагаю, что она в этом отношении не стеснялась бы запрещением своего мужа!
— Конечно нет! Во время последнего нашего свидания она ведь говорила мне, что тайком все-таки будет навещать меня! Она даже прямо заявила, что сбежит от него, если он задумает силой удерживать ее от посещений моего дома!
— Да, да, придется заняться особой этого доктора! — заявил сыщик.
Мистрис Рудж встала и протянула ему руку.
— Благодарю вас, мистер Пинкертон! Я знала заранее, что вы ответите именно так! Теперь, наверное, скоро выяснится, было ли совершено преступление в данном случае или же моя подруга действительно находится в Европе!
— Скажите, — спросил Пинкертон, — вы больше ничего особенного не замечали? Не говорила ли вам мистрисс Грилей когда-нибудь, что она считает своего мужа способным на что-нибудь дурное?
Подумав немного, мистрис Рудж ответила:
— Нет, этого она не говорила! За неделю до того дня, когда я ее видела в последний раз, она говорила, что боится своего мужа, что он порой как-то странно смотрит на нее, как будто собирается причинить ей какое-то зло! Это ощущение появлялось у Септы всегда, когда он на нее смотрел!
