Нат Пинкертон — король сыщиков - страница 11

В ту же секунду поезд прошел над ним и он ощутил на спине жар от поддувала паровоза.

Наконец, прошел последний вагон.

Поезд миновал то место, где должно было произойти крушение.

Все это произошло в течение нескольких секунд.

Короткого времени, в течение которого Пинкертон пролежал под поездом, было достаточно, чтобы вернуть ему хладнокровие.

К счастью, фонарь его остался цел. Он вскочил на ноги и осветил углубление, где должен был находиться преступник.

Оказалось, что удар его попал весьма метко. Конечно, то была случайность, так как в том страшном волнении, в котором он находился, он никак не мог прицелиться.

Негодяй в полубессознательном состоянии стоял, опираясь об стену. Из его разбитого носа сочилась кровь.

Пинкертон сорвал с него белое покрывало, придававшее ему вид привидения, и узнал того самого человека, который накануне назвал себя Альфредом Виком.

Преступник все еще не собрался с духом и только бормотал:

— Пинкертон жив! Пинкертон жив!

В момент нанесения ему удара он узнал сыщика, а это, несомненно, сильно смутило его и лишило всякой энергии.

Пинкертон дал сигнал, а затем связал преступника, который даже не попытался оказать сопротивления.

Теперь сыщик понял, почему никто не заметил, как негодяй проник в туннель.

В задней стене углубления, где стоял преступник, вынимался наружу большой камень. За ним открывался узкий проход, по которому можно было свободно пробраться до вершины горы, через которую проходил туннель.

Вскоре явились инспектор Мак-Конелл, сторожа и с изумлением увидели, что преступник уже пойман.

Они взяли его под стражу, а Пинкертон вошел в проход позади углубления в стене. Там он нашел разные инструменты, необходимые для отвинчивания рельс, а равно и разные костюмы, припасы и оружие.

Но теперь негодяй был обезврежен, и притом скорее, чем Пинкертон того ожидал.

Преступник все еще не мог опомниться. Сторожа держали его за руки, а он все смотрел на Ната Пинкертона и бормотал:

— Он жив! Он жив!

Сыщик улыбнулся.

— Да, как видите, я жив! — произнес он. — Вы возомнили, что похоронили меня заживо, но мне удалось освободиться! Если бы вы не сделали глупости завязать со мной знакомство в качестве Альфреда Вика, а бросились бы бежать, то вам, быть может, удалось бы улизнуть! А теперь вам не уйти от электрического стула.

Негодяй вздрогнул, но не ответил ни слова; он только испустил дикое проклятие, когда Пинкертон заявил, что его сообщник Бен Сартер тоже пойман.

С первым утренним поездом преступники были доставлены в Танерсвилль. Под давлением улик они не имели возможности отрицать свою вину, и Альфред Вик, настоящее имя которого было Билль Риман, покончил жизнь на электрическом стуле за убийство железнодорожного сторожа Белля. Его сообщник, Бен Сартер, был приговорен к многолетнему тюремному заключению.

Убийство во имя науки

Ein Experimentalmord

Как-то раз, в туманный осенний день 18… года, в бюро знаменитого сыщика Ната Пинкертона, в Нью-Йорке, вошла изящно одетая дама и, передав швейцару свою визитную карточку, на которой было обозначено имя «мистрис Клара Рудж», попросила доложить о ее приходе лично ему.

Спустя несколько минут она вошла в кабинет Ната Пинкертона.

Сыщик весьма любезно приветствовал ее и попросил присесть.

— Чем могу служить, мистрис Рудж? — спросил он затем.

— Я к вам явилась по своеобразному делу, мистер Пинкертон! — заговорила она. — Я допускаю возможность ошибки с моей стороны, но не могу отделаться от подозрения, что в данном случае произошло загадочное преступление. Я расскажу вам, в чем дело, а потом попрошу вас высказать свое мнение!

— Пожалуйста, рассказывайте!

Нат Пинкертон откинулся в своем кресле, а мистрис Рудж начала повествование:

— Я проживаю на 96-ой улице в доме № 55. Вы, конечно, знаете, что в этой части города улицы состоят из ряда маленьких вилл; жить там довольно приятно и я поселилась там в собственном домике уже около десяти лет назад. Рядом с моей виллой находится дом за № 57, стоящий внутри маленького двора. Он принадлежит доктору Эдуарду Грилею, который занимается не столько лечением больных, сколько научными исследованиями и новыми открытиями в области медицины. Мне кажется, доктор Грилей стремится к тому, чтобы сделаться знаменитостью на научном поприще. Он женат на очаровательной молодой особе, которую я сразу искренно полюбила, как только познакомилась с ней. Мы очень быстро подружились и мистрис Септа Грилей часто навещала меня. Я, в свою очередь, хоть и посещала ее, но гораздо реже, так как не симпатизирую мистеру Грилею. Мне не нравится его желтоватое лицо с темной бородой, а его насмешливая, даже циничная манера держать себя просто-таки отталкивает меня. Я вообще не понимала, каким образом такая нежная, прелестная женщина, как Септа, могла выйти замуж за такого человека! Как-то раз я ей высказала это и она тогда рассказала мне, что она, в свое время, была очень бедна, служила в каком-то магазине и должна была кое-как перебиваться на скудное жалованье и что поэтому она была весьма осчастливлена тем, что д-р Грилей сделал ей предложение. Таким образом она и вышла за него замуж, хотя не любила его так, как нужно было бы. А я знаю, что он был ей даже прямо не симпатичен, хотя она, конечно, никогда не говорила этого. Я заметила это по многим признакам. Я видела, что между супругами Грилей установились какие-то холодные отношения. Они не были ласковы и жили друг с другом, как чужие. Септа как-то говорила мне, что это ей даже приятно, так как ей противны ласки этого человека. Я вполне сочувствовала ей в этом. У д-ра Грилея почти не было знакомых. Правда, он, по словам Септы, иногда уходил из дома и не возвращался по несколько суток, причем не говорил ей, где именно он находился все это время. Септа мирилась с этим. В первое время замужества он был ласков с ней, но потом она ему как будто надоела и он совершенно не обращал внимания на нее. Это, однако, не тяготило ее, так как она и сама-то совершенно не любила его. Жизнь ее была весьма незавидна. Правда, он никогда не обижал ее и даже редко говорил с ней, но именно это-то и причиняло ей страдания. Она боролась, как могла, с надвигающимся на нее отчаянием. Даже со мной она сдерживалась и никогда не жаловалась и не плакала: напротив, она упорно молчала. Лишь изредка у нее невольно вырывались грустные слова и в такие минуты глаза ее наполнялись слезами и я понимала, как ей тяжело было жить. Я пыталась утешить ее и мое сердечное отношение, кажется, ее немного облегчало. Она заходила ко мне очень часто, почти каждый день и я встречала ее всегда, как родную сестру. Как-то раз, поздно ночью, она явилась ко мне после того, как не была у меня в течение целых пяти дней. Рыдая, она рассказала мне, что муж запретил ей посещать меня, ссылаясь на то, что он не любит бессодержательной болтовни женщин и желает, чтобы она, в ближайшем будущем, совершила большое путешествие, так как она совершенно еще не видела света и подобное путешествие может принести ей только пользу. Я отказывалась понимать это: что побудило этого человека отправить в путь свою жену, которой он совершенно не интересовался.