Ходили слухи, что в роскошной квартире Ноллета часто происходили ссоры и недоразумения. Говорили даже, что Ноллет собирается развестись с женой.
Собрав все эти сведения, Пинкертон решил лично познакомиться с Ноллетом, не давая ему, конечно, понять, для чего именно он к нему является.
Надо было только выдать себя за клиента.
И вот Пинкертон отправился в контору Ноллета.
Едва только он переступил порог кабинета адвоката, как остановился как вкопанный.
Ведь это лицо, казалось, было ему знакомо.
Ноллета нельзя было назвать красивым — черты лица были слишком неправильны — и все-таки он производил приятное впечатление.
Ноллет встретил Пинкертона очень любезно.
Сыщик назвался Гольманом. Он во всех деталях изложил ему якобы затеянную им тяжбу.
Ноллет вел себя с таким достоинством, что предполагать в нем преступника казалось нелепостью.
Во время беседы Ноллет как-то особенно взглянул на Пинкертона, и тут последний сразу вспомнил, откуда он знает это лицо.
Ноллет был поразительно похож на Артура Нормана, о котором Пинкертону рассказывала Эдита Флинн.
Но ведь Норман был бедный писец, а Ноллет — один из лучших адвокатов Филадельфии.
Однако Пинкертону не раз приходилось иметь дело с людьми, ведущими двойную жизнь.
Ноллет часто бывал в Нью-Йорке и, таким образом, можно было допустить, что он сблизился с Эдитой Флинн под видом бедного клерка.
А если этот Ноллет действительно соблазнил свою секретаршу и сошелся также с Эдитой Флинн, то он таким образом погубил двух девушек.
Обеих он отправил в приют миссис Мильтон, вблизи Блю-Пойнта.
По-видимому, эта миссис Мильтон состояла в заговоре с Ноллетом.
«Надо будет залучить этого господина в Нью-Йорк! — подумал Пинкертон. — Надо, чтобы Эдита Флинн увидела его! Только она может удостоверить, одно ли и то же лицо Ноллет и Норман!
Пинкертон дал беседе такое направление, что выяснилась необходимость в новом свидании.
— Вы уж меня извините, мистер Ноллет, — сказал он, — но мне чрезвычайно неудобно ехать еще раз сюда, в Филадельфию, так как меня дела задерживают в Нью-Йорке. Нельзя ли устроить так, чтобы мы с вами увиделись там?
— Можно, — ответил Ноллет, — я буду там послезавтра. У меня там постоянно имеются дела в судах, так что если вы пожелаете со мною увидеться, то я к вашим услугам.
— Пожалуй, удобнее всего будет, если вы приедете ко мне на дом. Там вы можете, кстати, рассмотреть все документы, относящиеся к моему делу.
— Можно и это, — согласился Ноллет. — Дайте мне ваш адрес и время, когда я могу застать вас.
Пинкертон без замедления ответил:
— Я живу на Четвертой авеню в доме номер триста одиннадцать, и вам остается только спросить меня у швейцара. Удобнее всего было бы, если бы вы пожаловали ко мне послезавтра в семь часов вечера. Вечером и вы, и я будем более свободны.
— Отлично! Я буду непременно. Прошу вас только еще внести мне в виде задатка сто долларов, такое уж у меня положение.
— С удовольствием, — ответил мнимый клиент.
Он уплатил сто долларов, распростился с Ноллетом и уехал обратно в Нью-Йорк.
Он сильно волновался, так как в данном случае надо было разоблачить уже не одно, а два преступления: во-первых то, к которому относились найденные голова, рука и сердце, а затем злодеяние, совершенное по отношению к Эдите Флинн.
Пинкертон еще в тот же вечер послал Боба на Четвертую авеню в дом номер триста одиннадцать.
Там проживал некий Гольман, состоявший на постоянной службе у Пинкертона в качестве агента и помощника. Не раз уже он предоставлял сыщику свою квартиру, когда надо было заманить какое-нибудь подозрительное лицо.
Пинкертон приказал передать Гольману, чтобы он предоставил в его распоряжение на вечер две комнаты, расположенные рядом.
Затем Пинкертон написал Эдите Флинн и попросил ее пожаловать на Четвертую авеню в дом номер триста одиннадцать, в квартиру мистера Гольмана, в половине седьмого вечера.
Пинкертон знал заранее, что Эдита явится.
Но предварительно он хотел заручиться еще другой свидетельницей, более достоверной, чем Эдита Флинн.
На другой день он вышел из дома в изящном, даже франтоватом костюме, сшитом по последней моде, в безукоризненном цилиндре, в лакированных туфлях, с большим цветком в петличке и в желтых перчатках.