— Я же говорила вам, он один из лучших людей Энтони Кэррола.
— Куда они делись?
— Убежали. Дакоиты жестоки, но если им оказывают сопротивление, могут струсить. Но нам нужно ехать. Они могут вернуться с подмогой, особенно если учесть, что они видели англичанина. Напасть на британца им может показаться более выгодным делом, чем грабить крестьян.
При слове «дакоиты» Эдгар вспомнил о трех заключенных, которых везли на пароходе из Рангуна. Эдгар чувствовал, как Кхин Мио проводит тканью по его лбу.
— В меня стреляли?
— Нет, я думаю, что вы упали, выстрелив, потому что пострадали еще при падении с лошади. Вы сказали, что упали в обморок? — она пыталась изобразить сочувствие, но не могла подавить улыбки. Ее ладонь так и осталась на лбу Эдгара.
Нок Лек что-то сказал по-бирмански. Кхин Мио свернула кусок ткани.
— Мистер Дрейк, нужно ехать. Они могут вернуться и привести других. Ваш пони вернулся. Вы сможете ехать верхом?
— Думаю, да. — Он с трудом поднялся на ноги, все еще чувствуя щекой тепло ее тела. Сделав несколько шагов, он обнаружил, что дрожит, но не знал, вызвана ли эта дрожь страхом или последствиями падения. Эдгар снова взобрался на своего пони. Впереди него Кхин Мио уже сидела в седле, держа на коленях ружье. Несколько странно было видеть, как блестящий ствол покоился на гладком шелке ее тхамейн, он явно успокаивал ее. Нок Лек взял второе ружье со своего седла, протянул Эдгару и засунул себе за пояс пистолет.
Нок Лек свистнул, и пони двинулись в путь, погружаясь в темноту.
Была непроглядная ночь. Вначале они ехали медленно спускаясь по крутому склону, потом шли по пустым рисовым полям. Наконец прямо впереди себя они увидели разливающийся из-за гор солнечный свет. Эдгар уже решил, что этого не произойдет никогда. Путники остановились на ночлег в крестьянской хижине. Когда Эдгар проснулся, было уже за полдень. Рядом с ним мирно спала Кхин Мио. Волосы закрывали ей щеку. Он смотрел, как они слегка шевелятся от ее дыхания.
Эдгар коснулся раны на лбу. Сейчас, в дневном свете, то, что с ними произошло, казалось ночным кошмаром. Он тихонько поднялся, чтобы не разбудить Кхин Мио и, выйдя из дома, присоединился к Нок Леку, который пил зеленый чай вместе с хозяином. Эдгар почувствовал, как от горького и горячего чая на лице выступил пот, который под воздействием легкого ветерка холодил кожу. Из дома появилась Кхин Мио и направилась на задний двор, чтобы умыться. Вскоре она вернулась, волосы ее влажны от воды, на лицо нанесена свежая краска.
Поблагодарив крестьянина за приют, путешественники сели на своих пони и направились вверх по крутому склону горы. Теперь Эдгару стала лучше понятна география этой местности. Реки, стекающие с Гималайских гор, прорезали плато с севера на юг, создавая параллельные ущелья, так что любая дорога неизбежно представляла собой постоянное чередование подъемов и спусков. За перевалом лежала следующая горная цепь, и на нее им также пришлось взбираться. В долинах, простиравшихся между гор, не было человеческого жилья, наконец за одним гребнем оказался небольшой рынок, где деревенские жители толпились вокруг фруктов, грудами разложенных на земле. Эдгар и его спутники поднялись на очередную гряду и оказались на перевале как раз тогда, когда солнце позади них опустилось за горизонт. Перед ними был новый спуск, но за этим спуском подъема больше не было. Под крутым склоном, тянувшимся далеко вниз, шумела река, уже невидимая в тени, отбрасываемой горами.
— Салуин, — торжествующе проговорил Нок Лек и свистнул.
Они спустились по крутой тропе, пони то и дело оступались. У берега увидели лодку, в ней спящего человека и фонарь. Нок Лек свистнул. Человек вскочил, ничего не понимая спросонья. На нем не было ничего, кроме просторных штанов. Его левая рука безжизненно свисала вдоль тела, она была выкручена так, словно он протягивал ее, прося подаяние. Мужчина выпрыгнул из лодки на берег. Путешественники спешились и подвели пони к человеку с парализованной рукой. Нок Лек отвязал вещи и сложил их в лодку.
— Лодочник отведет пони в Маэ Луин по берегу. А мы поплывем на лодке: это быстрее. Пожалуйста, Ма Кхин Мио. — Он протянул руку, и она, опершись на нее, запрыгнула в лодку. — Теперь вы, мистер Дрейк.
