Так всегда бывает в состоянии озарения!
Я встрепенулся, изящно взял обеими руками свое платье, взмахнул им, и продолжал выступление, обращаясь уже персонально к мадам Марго. Ну, в смысле, к Елене Павловне!
А через нее — и ко всем присутствующим. Они сидели в зале, я стоял на сцене, но все мы теперь были на одной стороне!
— Ах, мадам, — продолжил я самым невинным и самым каверзным голосом, на какой только была способна Мишель. — Если бы не тот ма–аленький колючий кустик!.. Если бы не тот формидабль садовник с огромными усами. Да, мадам, формидабль, самый настоящий формидабль!..
«Что ты говоришь?!..» — ответила мне озорным взглядом мадам Марго, то есть Елена Павловна. Она слегка наклонила голову, улыбнулась одними только уголками губ и уже без всякого смущения поправила несуществующую шляпу!
Я видел, что предложенная мной роль очень понравилась ей. Я чувствовал, что она помогает ей избавляться от какого–то давнего, постоянного и уже совершенно не нужного ей груза.
Видимо, этот груз уже давно тяготил Елену Павловну, но только теперь, увидев мою необыкновенную девочку Мишель, Елена Павловна поняла, что ей давно хочется сделать решительный шаг и сбросить с себя ненужную тяжесть.
И она его сделала! Я понял это! И осознал, что мне нужно поддержать ее, потому что за первым шагом надо делать второй, третий, четвертый, надцатый. И так далее. И так далее.
А как же иначе?.. Только так и можно выйти на свой новый путь!
Вот тут, на какой–то неуловимый миг, я немного растерялся. Я, конечно, готов помогать всем, кто хочет шагать самостоятельно: Анжеле, Генке, Людке, Амалие Захаровне, и собственной маме, маме в первую очередь!..
Но где мне взять силы, чтобы помочь еще и этой женщине, которая сейчас была будто ребенок, увидевший новый прекрасный мир, не замечаемый ею до сих пор?..
И тут же ко мне пришел ответ на этот вопрос. Я ощутил себя на узловой точке между мирами, и каждый мир — это был человек, желавший поделиться со мной своей энергией!.. Мощной, светлой, доброй энергией!..
Да, собственно, даже этот воображенный, придуманный мною формидабль садовник — он ведь тоже был грозен только внешне. На самом деле он был очень добрый человек, с удивительно чутким, нежным сердцем. Только такие люди способны выращивать прекрасные цветы и дарить их людям!
А в то, что он грозен, мы с Жюли только играли. Это ведь совсем не он был виноват в той неприятности, которая случилась с Жюлькиными панталонами!..
Так что я с огромной благодарностью принял в себя энергию от всех окружавших меня миров–людей и передал ее Мишель, а Мишель передала ее Елене Павловне, а та, непроизвольно для себя, вновь поделилась ею со всеми присутствующими! И каждый из нас от этого засиял, как… Как лампочка в большой гирлянде!..
Нет, лучше. Как звезда среди множества других звезд!..
И Елена Павловна, встряхнувшись, повела плечами легко и свободно, явно ощущая, что от ее прежнего гнета не осталось почти никакого следа.
А я, чтобы избавить ее даже от этого «почти», решил больше не останавливался, просто позволив Мишель продолжить свой рассказ с новыми деталями.
Из–за них эта история стала еще более неприличной, и, прямо говоря, еще более дурацкой, но в то же время она стала гораздо лучше!.. Как это соединялось, я сам понять не мог, но вот соединялось же, и все тут.
Вновь панталоны Жюли, подхваченные шаловливым ветерком, принялись летать по всему саду, будто большая бабочка, но на этот раз «формидабль» садовник стал гоняться за ними с сачком!
Я, само собой изобразил, как он это делал — с помощью того самого сачка, с которым Жека показывал свой фокус с бабочками!
Хохот в зале поднялся невероятный!
Мне пришлось делать паузы, чтобы дать публике отсмеяться.
— Ах, мадам, — верещал я в те моменты, когда публика замолкала. — Мы с Жюли даже не ожидали, что ее панталоны могут оказаться таким летучими! Вы знаете, мадам, этот формидабль садовник совсем измучился, пока гонялся за Жюлькиными панталонами со своим сачком! Нам даже стало его жалко. И сад нам тоже было жалко! Своими огромными сапожищами садовник перетоптал в нем половину роз!.. Ах, нет, мадам, не половину!.. Он перетоптал обе половины! Как буйвол, несущийся на водопой!.. Дыгдын–дыгдын–дыгдын!.. (Я изобразил этого самого буйвола. Дикий хохот.) Как разгневанный носорог! (Я изобразил носорога. Еще более дикий хохот!..) Как огромный тяжелый слон!.. (Я изобразил слона, и, видимо, так удачно, что хохот в зале держался минуты две, и публика уже явно начинала изнемогать).
