Допрос жителей монастыря уже начался. Очередь, состоявшая из перепуганных насмерть людей, делала несколько витков вокруг Дозорной башни, где заседали представители Трибунала. Повсюду шныряли люди с горящими факелами и белыми повязками на рукавах. Один такой охранял вход. Он был еще очень молод. И решимость в его глазах не успела отлиться фанатизмом. По лицу разбегались веснушки. Над пухлыми губами шел мягкий пушок. Непослушные рыжие вихры по-детски вольно вылезали из-под темного козырька.
— Как звать-то тебя? — спросила бабушка, ласково заглядывая ему в лицо.
Парень растерялся:
— Отто, а что?
— Тебе нравится наш монастырь, Отто?
Холодная тревожная ночь располагала к беседам, и мальчик простодушно сказал:
— У вас красивый монастырь. У нас в городе тоже один был…
— А что с ним стало? — с понятным интересом спросила бабушка.
Но тут из дверей вышел человек, и Отто с вмиг окаменевшим лицом провозгласил:
— Следующий!
Настоятельнице пришлось преодолеть трудный подъем, чтобы попасть в кабинет, где проходил допрос. Пройдя две трети крутых ступенек, она изрядно запыхалась, но не утратила благостного расположения духа: «Скоро я окажусь на самом верху Дозорной башни. Как же я любила это место! Сколько времени провела там, пока хорошо могла ходить…»
У ее любимого окна, смотрящего на восток, стоял кто-то. Сначала бабушка решила, что это ребенок, затем, что — карлик, но после убедилась, что это взрослый мужчина, просто очень маленький. «А, ну, тогда понятно, почему допрос проводится на такой верхотуре…» — подумала бабушка.
Когда она вошла в комнату, человек не обернулся. Перед столом, за которым явно велась большая работа, стояла табуретка. Как только бабушка присела, раздался голос:
— Встаньте!
Бабушка не двинулась с места.
— Встаньте, Калерия Дорнвиль!
Когда бабушка услышала свое мирское имя из уст этого маленького человека, то сразу поняла, что все кончено. И настолько это было очевидно, что она не ощутила в своем сердце ни протеста, ни уныния. Бабушка послушно поднялась и спокойно посмотрела на командира. Тот уже стоял напротив:
— Калерия Дорнвиль, Именем Трибунала Нравственности вы арестованы по обвинению в пособничестве князю Дэвиду Джомроку.
Он бросил взгляд на пожилую женщину, оценивая, какое впечатление произвело на нее известие, равносильное смертному приговору. Но не заметил никаких изменений в лице настоятельницы, хотя взгляд у него был наметанным. Эта женщина неожиданно вызвала в нем симпатию. Командир так устал от просьб о пощаде, криков, плача!
— Когда будет Суд, вы можете воспользоваться некоторыми смягчающими обстоятельствами, которые известны Трибуналу, но приобретут силу лишь тогда, когда вы лично в них покаетесь. Скажите, что в молодости стали первой жертвой этого дьявола во плоти, потом искали спасение и в замужестве и в монастырских стенах. Но так и не смогли победить наваждение.
— Благодарю, — спокойно сказала она. — Я ценю ваш совет, но не воспользуюсь им.
Человечек пожал плечами:
— Тогда пройдемте.
Бабушка беспокойно дотронулось до ворота. «Ну, так и есть, все они одинаковые! — с раздражением подумал командир. — Видимо, эта принадлежит к тем, до кого доходит не сразу!» Однако вопреки его мрачным прогнозам, бабушка опустила руку и заговорила спокойным ровным голосом:
— У меня будет к вам одна просьба. В монастыре гостит моя внучка. Позвольте ей уехать раньше, чем увезут меня. Девочка почти сирота. Ее мать давно умерла. Отец — на военной службе.
Бабушка хорошо знала, что говорила. Патриархи Трибунала декларировали особое отношение к детям, будущим строителям Нравственной Жизни. Грехи родителей, не знавших, как жить правильно, не должны были отягощать судьбы Новых Людей.
— Я даю вам полчаса, — сказал человечек.
— Час, — твердо сказала бабушка.
Они в упор смотрели друг на друга. Наконец, командир девятого отряда Трибунала Нравственности еле заметно и как бы случайно кивнул.
