Он налил мне кипятка в белоснежную чашку.
— Кофе и сахар сам себе клади, я не знаю, как тебе нужно, — буркнул он.
Я бросил ложку растворимого кофе в чашку, помешал, отпил и, не дожидаясь затравки, сам начал разговор:
— А вот вчера погода была лучше, чем сегодня, не правда ли?
Рыжий налил себе кофе и после паузы ответил:
— Да куда уж лучше.
Он молча смотрел на меня в упор, помаргивая сонными глазами, и до меня дошло, что я разбудил их своими гулкими прилетами туловищем в железные ворота.
— Я хотел сказать вам большое спасибо за то, что вмешались. Они бы меня забили там совсем, наверное.
Рыжий фыркнул:
— Ты не думай, что мы тут за тебя переживали. Просто нам трупы в периметре объекта не нужны. Лишние хлопоты, проблемы. И так за выстрел придется объяснительные писать.
— А мне показалось, что вы националистов не очень любите, — осторожно заметил я, прикладываясь к чашке с кофе, чтобы не смотреть на собеседника в упор.
Охранник тоже взялся за свою чашку, сделал глоток и кивнул на мой пакет:
— У тебя в пакете видеокамера. Ты журналист, верно? Потом выложишь все это в Интернет, раззадоришь недоумков. А нам не нужны такие истории. Нам нужно, чтобы на объекте все спокойно было.
— Камера выключена, да и сломана уже, наверное, я еще не проверял, — объяснил я.
— Я этого не знаю.
Достав камеру из пакета, я положил на стол, осмотрел, пощелкал выключателями и рычажками. В целом все нормально — сломана была только бленда на объективе, но она особо и не нужна, а все остальное, как ни странно, выглядело не повреждённым и даже работало.
— Дорогая? — соизволил спросить охранник, с любопытством разглядывая мою технику.
— Не очень, примерно две с половиной тысячи долларов такая сейчас стоит.
Рыжий снова фыркнул:
— «Не очень»… Я за три тысячи долларов машину здесь себе купил. И за нее переживаю каждый день, дураков-то полно.
— Камера — это же инструмент для меня, а не роскошь. Она меня кормит. Чем лучше у тебя инструмент для работы, тем лучше он тебя кормит, — пояснил я. — Ну, вроде как автомат для тебя.
— Автомат у меня казенный. Мне его сдавать в оружейку после смены приходится. И садиться потом в машину. Вон она стоит, за воротами.
— А, так ты опасаешься, что эти могут встретить после смены? — дошло вдруг до меня.
— Это тоже вполне возможный вариант, — кивнул рыжей головой охранник.
— Странно все это, — признался я.
— Что тебе странно?
— Я еще не встречал в Киеве людей, которым нацики нравятся. Кроме самих нациков, разумеется.
— И что?
— Почему вы все их терпите? Столько людей, которых они раздражают. Давно бы уже решили вопрос.
— Меня они не трогают. Мне до них дела нет. Я не москаль.
— Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом. Когда они хватали профсоюзных активистов, я молчал: я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня, — процитировал я по памяти.
— Разберемся как-нибудь, не переживай за нас. Тебе просто — наснимал тут всякого дерьма и удрал в свою Москву. А нам здесь жить. Кстати, они уехали, можешь уже идти.
Я тут же встал, уложил камеру в пакет и протянул рыжему руку на прощание.
— Извини меня, если что. Надеюсь, не доставил особых неприятностей.
Он тоже встал:
— Это мы узнаем позже, чего ты нам доставил, а чего нет.
Но руку пожал, глядя мне в глаза. Я вышел во двор и, пока шел по нему, автоматические ворота открылись сантиметров на двадцать и замерли.
Я постоял с минуту перед ними в недоумении, потом напрягся, обернулся и только тогда услышал едкий смех из-за двери:
— Ладно, не шугайся, выпускаю. Бывай, москаль. Удачи!
Ворота снова поехали, открывшись больше чем на метр, и я, помахав рыжему на прощание, вышел, внимательно оглядываясь по сторонам. Впрочем, вокруг было тихо и пустынно.
Я пошел пешком обратно в центр, но вскоре понял, что четыре километра для моих избитых конечностей вряд ли окажутся комфортными, поэтому вызвал такси.
Машина приехала через пять минут, и на вопрос «куда?» я назвал таксисту адрес привычной уже «Пузатой хаты» на Крещатике.
Через полчаса, спускаясь вниз по гранитным ступенькам в столовую, я с надеждой смотрел по сторонам, почему-то ожидая увидеть в одном из залов Олесю. Впрочем, на часах было только десять утра, а так рано моя знакомая блондинка обедать сюда не приходила.
