— Ein Volk, ein Reich, ein Fuhrer! Это же нацисты, это штурмовики Рема, ты разве не видишь?! — взвилась она вдруг с какой-то преувеличенной экзальтацией, толкнув меня плечом несколько раз, и мне вдруг пришло в голову, что она алкоголичка. Не духами от нее пахло, а джином.
— Водки выпьем? — предложил ей я, сам удивляясь этой идее. Последние двести гривен коту под хвост.
Глаза у нее разом вспыхнули:
— Конечно, пошли, тут совсем рядом отличное место.
Место, действительно, оказалось рядом, через сотню метров. Эти сто метров мы буквально пробежали, как будто за нами гнались штурмовики.
В двух шагах от тротуара, на небольшой деревянной площадке, приподнятой на метр от асфальта, стояли массивные металлические столики и кресла. Стоило нам туда подняться и присесть за столик, как появился взъерошенный сонный официант, принял заказ и с тревогой покосился на шествие рядом.
— Может, пройдете во внутрь? — предложил он, показав рукой на пустой зал.
— Нет, не беспокойся, нам и тут нормально. Неси уже заказ, — сказала ему Дина, он ушел и почти сразу вернулся с графинчиком водки, пакетом сока и двумя стаканами.
— Мы это осилим? — уточнил я у Дины, разливая водку по стаканам. — Еще догонять же этих орлов придется.
— Успеем, у меня машина, — ответила она. — Ну, за знакомство! — она чокнулась с моим стаканом, не дожидаясь, когда я подниму его со стола, после чего выпила свою водку залпом.
Я долил себе в водку немного сока и неторопливо цедил коктейль, глядя на до сих идущую внизу длинную колонну националистов. В хвосте этой колонны шли совсем уже юные последователи Гитлера и Бандеры, откровенный гитлерюгенд.
— Школьников с уроков сняли, что ли? Так здесь можно, это легально все у вас теперь? — спросил я у Дины.
— Думаешь, найдется такой школьный директор в Киеве, который возмутится? — она быстро захмелела, горько скривила личико и хлопнула пустым стаканом по столу. — Давай, не тяни, разливай уже, москаль, через пять минут поедем.
Пока я разливал остатки водки, она позвонила водителю, сообщив, где мы находимся.
Мы снова выпили и замолчали. Нацики прошли, на улицах восстановился прежний порядок, поехали машины и автобусы, потом по тротуару пробежали вслед колонне какие-то опоздавшие активисты, а потом на и тротуарах восстановилась нормальная, мирная жизнь — появились мамаши с колясками, влюбленные парочки, неторопливые пенсионеры.
Ветер катал по тротуару закопченный картонный цилиндр от файера, да к скамейке прилипла черно-красная тряпица с трезубцем — больше ничего не напоминало о мороке, что прошел тут только что торжественным маршем.
— С тобой хорошо молчать, — вдруг призналась мне Дина.
Я посмотрел на нее с удивлением. Не особо я и молчал с ней, как мне показалось.
К нам подъехал Ford с логотипом DW. Я крикнул в зал официанту: «Счет!», но Дина махнула рукой:
— Все давно известно, двести гривен это здесь стоит.
Она бросила эти две сотни на стол, прижав стаканом, но я вдруг, сам от себя не ожидая, тоже вытащил свои недавно заработанные гривны и вручил ей со словами:
— Гусары денег не берут.
— Ладно, — легко согласилась она, укладывая мои двести гривен к себе в сумочку.
Мы сели в машину, и всю дорогу до Шевченковского суда, где должно было закончиться шествие, я думал о том, почему я такой идиот. Ведь таким пошлым образом пропал не только мой ужин, пропал также еще и завтрак, на который я тоже в целом рассчитывал.
Рядом со мной на заднем сиденье молчал, обнимая камеру и думая о своем, хмурый Олексий. У него, кстати, как я слышал, тоже урчало в желудке.
По приезде на место, однако, я тут же забыл о спазмах в желудках — у входа в здание кипело настоящее рукопашное сражение. Два десятка судебных приставов пытались удержать крыльцо, обороняя его от сотни крепких мужчин в камуфляже.
Я вытащил камеру, пробиваясь поближе к передовой.
Приставы довольно удачно встали плотной стенкой, заблокировав и без того мощные дубовые двери, и поначалу казалось, что эта о защита несокрушима. Но затем нацики применили тактику, которая доказала свою эффективность еще на Майдане, — они жестко цеплялись за одного из силовиков, буквально выдергивая его из шеренги, после чего прямо на глазах у товарищей начинали яростно избивать.