В итоге я вспомнил об известном способе получения комментариев — когда чужая камера начинала работать с каким-нибудь интересным персонажем, я скромно подключался сбоку. Это, конечно, вызывало ненависть съемочной группы, но в ходе работы они уже не могли на меня ругаться, не испортив интервью, а когда я видел, что интервью заканчивается, отходил в сторонку сам. Единственный минус такого способа добычи комментариев — вопросы задают другие люди, ты только слушаешь ответы. Но это было, кстати, и надежнее — обычно мои вопросы ставят респондентов в тупик или вызывают агрессию.
Таким нехитрым способом мне удалось записать комментарий лидера этих националистических гопников, Андрея Билецкого. С виду приличный молодой человек, он потряс меня тем, что говорил на хорошем русском языке, демонстрировал богатый словарный запас, делал правильные ударения и очень грамотно строил фразы. Как эту образованность и интеллигентность можно было сочетать с пещерным национализмом, я не понимал. Кстати, именно тонтон-макуты Билецкого регулярно избивали коммуниста Андрея, а также ветеранов Второй мировой войны, глубоко пожилых мужчин и женщин, воевавших в сороковые годы прошлого столетия с немецкими фашистами.
Билецкий горячо говорил собравшимся журналистам о своем соратнике, каком-то не известном мне доселе Станиславе Краснове с позывным «Гонта», которого внезапно задержало коварное СБУ за незаконное хранение оружия.
— Нашего соратника Гонту сейчас избивают в застенках СБУ, абсурдно обвиняют в работе на Кремль. Станислава Краснова держат под арестом по сфабрикованному обвинению! Какое еще «незаконное хранение оружия», если он воевал на Восточном фронте с русской нечистью? — задавался злободневным вопросом Билецкий.
Действительно, обвинять неонациста в незаконном хранении оружия на Украине было бы очень необычно. На Украине вот уже несколько лет орудовали целые батальоны штурмовиков, вооруженные не только стрелковым оружием, но и минометами, БТР и даже тяжелой артиллерией. Что за оружие должен был незаконно хранить конкретный неонацист, чтобы СБУ так возбудилось — атомную бомбу, что ли? Но этот вопрос я, конечно, задавать не стал, а через минуту первая колонна, состоящая из самых рослых и авторитетных националистов, двинулась по проспекту, движение на котором загодя заботливо перекрыла полиция.
Они шли молчаливой грозной колонной по шесть-десять человек в ряд. На многих были фирменные темно-синие куртки с эмблемами «Азова», остальные — в камуфляже.
Я забежал вперед и стал снимать проходящих мимо меня нациков. Некоторые, к моему удивлению, нацепили на морды балаклавы или высоко подняли капюшоны, другие, завидев мою камеру, отворачивали или закрывали руками лица. Значит, все ж таки была какая-то сила на Украине, которую они боялись.
Под привычные уже речёвки «Украина — превыше всего!» и «Слава нации!», под которые многие активисты с восторгом вскидывали руки в узнаваемом нацистском приветствии, мы прошли через центр города. Прохожие глазели на шествие достаточно равнодушно, торопливо шмыгая по тротуарам.
Я встал на крыльце какого-то общественного заведения, снимая проход колонны.
— Я смотрю, болгарскому радио интересна любая движуха в Киеве? — услышал я рядом насмешливый голос Дины.
— Ну, интересно же, — начал зачем-то оправдываться я.
Она в два прыжка забралась ко мне на тесное крыльцо, встала рядом. От ее волос пахло какими-то знакомыми духами.
— Слава Украине! Героям слава!
— Что тут может быть интересного? — со странной интонацией спросила меня Дина. — Ты посмотри на их лица. Это же дебилы.
Мы стояли с ней на этом крыльце, почти соприкасаясь телами, и смотрели, как в центре Европы по перекрытому регулировщиками проспекту идут с неонацистскими эмблемами и криками практически школьники, совсем молодые парни и девчата.
— Э-э, возрождается национальное самосознание. Не без перегибов, но правительство держит ситуацию под контролем, — пробормотал я Дине в ответ.
— Один народ, одна страна, один вождь! — донеслось вдруг с проспекта. Молодчики зажгли файеры, взорвали несколько петард, снова заорали про единство нации и страны.
