Я наклонился поближе и прочитал:
«Помогите! Меня превратили в собаку!».
В банке у дворняги виднелась не только мелочь, из отверстия сверху еще торчала, как минимум, пара банкнот в пять гривен. Рыжая вздорная скотиняка сегодня оказалась богаче, чем я.
Я протянул к ней руку, всего лишь потрепать за шею, но добродушная рыжая морда тут же превратилась в злобное оскаленное чудовище. Бандера приподнялась на лапах, будто изготавливаясь к прыжку, а потом и в самом деле прыгнула мне на грудь, цапнув зубами удостоверение болгарского радио «Авторевю», болтающееся у меня на шее. Впрочем, шнурок от бейджа оказался прочным и, повисев на нем с минуту, вредная скотиняка покинула поле битвы, разжав челюсти и стыдливо метнувшись в переулок. Под моими ногами на асфальте остались лежать несколько монеток.
— Много она у вас украла? — услышал я заинтересованный голос за спиной.
— Да нет, обошлось, — отозвался я, разглядывая собеседника.
Передо мной стоял зоолог Степан Гопала, впервые сам проявивший ко мне интерес.
Господин профессор был облачен в потертый, но чистый двубортный серый костюм, отутюженный серый же плащ, а на ногах у него красовались тщательно вычищенные серые туфли. С обувью, правда, было не все в порядке — носки туфель оказались безнадежно истрепаны за долгие годы использования, и никакой крем, даже густо намазанный, не мог замаскировать это очевидное свидетельство бедности профессора института Шмальгаузена.
— Это не обычное canis lupus familiaris, это практически разумное существо. И стратегия его поведения не ограничивается банальным попрошайничеством, как вы могли бы опрометчиво подумать, — торжественно сообщил мне профессор, как сообщают о великом научном открытии.
Я вежливо замер с осторожной улыбкой на лице, ожидая продолжения лекции, но господин зоолог вдруг потерял ко мне интерес, резко развернулся и направился в тот же переулок, куда только что удрала Бандера.
— На Майдане бомжи про нее уже легенды слагают, — крикнул я вслед светлому плащу. — Демоном называют, боятся очень.
Профессор обернулся на секунду:
— Правильно называют, — и окончательно скрылся за углом.
Вечером, попивая пустой чай в своей комнате, я прочесал весь немецкий Интернет в поисках репортажа DW и таки нашел его. Шествие нациков по Киеву там было описано в очень скупых и осторожных выражениях:.
«Представители украинских патриотических движений прошли по Киеву, призывая бороться с российской агрессией», «Группы молодежи выразили свое отношение к аресту активиста Революции Достоинства», «Акция протеста против произвола спецслужб Украины».
При этом кадров, где нацики вскидывали руки в нацистском приветствии или орали ксенофобские лозунги, не было вообще. Из зала суда приводился лишь стендап Дины, где она проговорила на неплохом немецком буквально следующее:
— Продолжается процесс возрождения национального самосознания украинских граждан, замороженный в ходе долгих лет притеснений украинцев в Советском Союзе. Как отмечают наблюдатели, правительство держит ситуацию под контролем, не допуская правонарушений со стороны правых активистов. Примером должной реакции властей может являться сегодняшний суд над одним из радикальных активистов, Станиславом Красновым, которого подозревают в организации провокаций в интересах России. Заметим, что доля таких активистов совсем невелика, поэтому они не могут каким-либо образом влиять на ситуацию в стране, где сейчас возрождается демократия, ранее грубо попранная тоталитарным режимом пророссийского президента Януковича.
Когда на мой домашний номер пришла смс о поступлении денег на счет, я обреченно лежал на кровати в хостеле и тупо смотрел в телевизор. По телевизору как раз шла местная кулинарная программа, и я узнал, как правильно печь кулебяки с мясом, салом или речной рыбой.
Впрочем, мой желудок был уже согласен и на блюда попроще, так что, когда пришла долгожданная смс, я пулей понесся в ближайшее отделение Сбербанка, а потом в «Пузатую хату».
В Сбербанке я снимал наличные, чтобы лишний раз не светить нигде своей русской кредиткой.