Склонившись над большой картой, разложенной на столе, с красным карандашом в руке, руководитель восстания сосредоточенно обдумывал план боевых действий.
— Товарищ Димитров, — тихо сказал повстанец, — товарищ Димитров… он хочет войти. Что с ним делать?
— Кто хочет войти? — поднял глаза Димитров.
— Поп.
— Поп? Какой поп? — удивленно спросил Димитров и положил карандаш на карту.
— Повстанец из Медковеца.
— Поп! Повстанец! Пусть заходит.
Поп Андрей шумно ворвался в комнату, поздоровался и тут же начал жаловаться на часового:
— Как человека прошу его: впусти, а он — то да се, канитель разводит. — Потом поп спохватился и представился: — Поп Андрей из села Медковец, повстанец!
Димитров пожал ему руку и пригласил сесть. Оглядел его с головы до ног.
Камилавка. Длинная суконная ряса. На поясе кавалерийская сабля. Потное смуглое лицо с богатырскими усами и всклокоченной бородой, посеревшей от пыли. Веки тоже посерели от пыли. И лишь глаза горят — точно два уголька.
Поп сел, вытащил из кармана платок и стал вытирать им лоб.
— Что у вас в Медковеце? — спросил Димитров.
— У нас в Медковеце все в порядке. Подняли народ, выбили врага и водрузили красное знамя. А здесь как идут дела?
— Сегодня в три часа мы взяли Берковицу. Революционные войска теснят врага к Петрохану. Два наших отряда — Фердинандский и Белимелский — через Крапчане, Бели-Мел и Липен идут на Врацу. Мы привезли сюда укрытое в Габровнице оружие. Теперь мы сильны. В одном лишь Фердинанде десять тысяч красных бойцов. В голодающие горные села мы отправили обозы с продовольствием.
— А вот как быть с Ломом? — нетерпеливо перебил его поп.
— Ты что, был в Ломе?
— Был.
— Тогда рассказывай, — предложил Димитров и тревожно посмотрел на гостя.
— Да что рассказывать?.. Вчера штурмовали казарму. Весь город в наших руках, а казарму держит противник. В ней укрылись все душители народа с женами и детьми. Мы, медковчане и кривобарчане, атаковали со стороны Штырбановой мельницы, но потерпели неудачу.
— Почему? — воскликнул Димитров.
— Потому что голыми руками не одолеешь их.
— Каким оружием вы располагаете?
— Разным. Карабинами, трехлинейками, берданками. А те, у кого нет ружей, вооружились мотыгами, топорами, вилами. Слабоваты мы.
— А враг?
— Враг? Установил на каждом углу казармы по пулемету и поливает нас свинцом. Буквально из каждой щели выглядывает дуло винтовки. А вдобавок ко всему — казарма обнесена колючей проволокой.
— И что же вы сделали?
— Ничего. Решили штурмовать казарму ночью. Нам сказали: как только услышите колокол голинской церкви — бросайтесь в атаку! Мы ждали, ждали — всю ночь не смыкали глаз. Пропели первые петухи, пропели вторые. Начало светать, а сигнала к штурму все не было и не было. А те, кто на рассвете попытался перерезать ножницами колючую проволоку, так и остались на месте, изрешеченные пулями. По-видимому, ничего мы не сможем сделать.
Георгий Димитров помрачнел.
— Ну что ж, батюшка, в таком случае придется отказаться от революции.
Поп Андрей вздрогнул, снял с головы камилавку и положил ее на карту.
— От великого дела, — сказал он с расстановкой, — мы не откажемся. Поп Андрей не пойдет на попятный.
— Молодец, — подумал про себя Димитров и спросил:
— А в ваших селах все восстали?
Поп отрицательно покачал головой:
— По дороге сюда я видел одного земляка: постелил себе мешок под деревом и спит. Мы делаем революцию, а он валяется в тенечке. Жаль, не было у меня времени, а то я б ему показал.
— А сам ты почему оставил позиции? — неожиданно перебил его Димитров.
— Я — посыльный. Товарищи прислали меня за орудием. Мы разрушим казарму и уничтожим врагов, если вы дадите нам свое орудие.
— Но его увезли в Берковицу.
— Берковица уже пала. Прикажите, чтобы как можно скорее вернули орудие сюда. Народ прислал меня за ним, и я без него не уеду.
Димитров улыбнулся. Впервые за эти напряженные дни его суровое лицо озарила беглая улыбка.
— Отец Андрей, — начал он и указал карандашом на маленькую черную точку на карте, — враг здесь, на станции Бойчиновци. Этой ночью мы отбросим его, возьмем в свои руки железную дорогу на Лом. Как только путь будет свободен, бери орудие и отправляйся к своим.
