— Мне не снятся сны вот уже девятнадцать лет. Спокойной ночи, — отворачивается к стене пещеры Несс. Она укрывается с головой и шумно вдыхает воздух в свои легкие.
— Мне тоже… — слышу я от отца.
Сажусь на спальник и поджимаю ноги к себе, обнимая их руками. Робин вытягивается во весь рост рядом со мной и кладет руки под голову. Смотрит прямо на меня.
— Что? — не выдерживаю я его взгляда.
— Ничего. Боишься?
— Кого? Тебя?
— Наверное, раз не ложишься. Ты так можешь замерзнуть.
— Не дождешься! — встаю я на ноги и подхожу к выступу. Военные перестали искать; ушли обратно.
Но ушли они недалеко. Их костры виднеются в темноте, словно звезды, что светят на земле.
Я, действительно, замерзла. Но показывать это, а особенно Робу, не собираюсь. Пора становится взрослой; детство позади.
* * *
Сколько проходит время, я не знаю. Но Роб уже давно не претворяется, а, действительно, спит. Он устал меня ждать. Несс давно уже сопит и пару раз она даже всхрапывает.
Одна из удивительных особенностей хладных — это их возможность долгого бодрствования. Он долго и упорно сверлит меня взглядом. Спина уже накаляется и не выдерживает — прогибается. Я теперь похожа на горбатого карлика.
— И долго ты собираешься там стоять?
— И долго ты собираешься там смотреть? — парирую я.
— Кому ты хочешь что доказать, Надежда?
— Я не маленькая и могу сама постоять за себя. Вы носитесь все вокруг меня, словно я фарфоровая кукла!
— У тебя истерика, дочь? — шепот отца отскакивает от стен пещеры.
— Нет. Просто, я устала, что ради меня все рискуют своей жизнью. И так, постоянно. Все мои девятнадцать лет. Тебе не кажется, что это тяжеловато?
— Все это делают, потому, что любят тебя. Разве, это так странно?
— А когда я могу сделать что-то, ради тех, кого люблю?
— Надежда? — голос отца настороженный. Но я должна… обязана высказать все, что есть у меня на сердце.
— Из-за меня уже погибла мама, твой друг Док… все твои друзья. И это моя вина, которая лежит на мне. Бабушка, которая осталась без любимой дочери, тетя, что так и не смогла пережить потерю любимой старшей сестры. Все они — несчастны. И это по моей вине.
— Ты не права, Надежда.
Но я так, к сожалению, не думаю. Я хочу, чтобы отец понял меня. Но он не поймет, у него иная правда.
— Что я, отец?
— Ты о чем?
— Я — человек или хладная? Кто я? Где мое место?
— Твое место рядом с нами, с теми, кто тебя любит.
— Верно. Но я чужая для этого мира. Я одна. Непонятна для людей. А когда люди чего-то не понимают, то они начинают этого бояться, а затем и ненавидеть. Я боюсь их ненависти… и боюсь начать ненавидеть их из-за своего страха.
— Почему?
— Они не выживут после этого. Я боюсь стать убийцей как…
Я опасаюсь последнего слова, что едва не срывается с моих слов. Но отцу не сложно догадаться.
— Убийцей как я, верно?
— Прости. Мне лучше лечь спать.
Я сажусь на землю и натягиваю спальник. Ноги мерзнут, а нос хочет чихнуть.
Я с силой тру свои руки друг о друга, стараясь согреться. Мне холодно.
— Устала выпендриваться?
— Ты не спишь?
Робин смотрит на меня одним глазом и хитро улыбается.
— Не сплю. Замерзла?
— Нет.
— Врешь.
— Не вру.
— Врешь. И я это чувствую. Дай мне сюда свои руки, — берет мои ладони в свои и греет их своим дыханием. Мне уютно и тепло. Инстинктивно прижимаюсь к парню, чтобы согреться.
Я улыбаюсь и мне становиться не по себе.
— Спи, — гладит меня по голове Роб. — все будет хорошо.
— Спокойных снов.
— И тебе.
Я закрываю глаза и отдаюсь во власть Морфею. Сон накатывает мгновенно.
* * *
Просыпаюсь я от того, что мое тело горит, а к спине прижимается Роб.
Я отстраняюсь и вылезаю из мешка, шатаясь и едва держась на ногах.
Мне плохо. Я не знаю, что происходит со мной.
Держась за холодные стены пещеры, я подбираюсь к выступу и выглядываю вниз. Никого нет. Вся земля покрыта утренним туманом.
Под моей рукой плавится камень. Я плавлюсь вместе с ним. Изнутри. Мое тело горит.
— Надежда! — входит в пещеру отец. Он, скорее всего, совершал обход. Он жив, а значит, у нас есть шанс прорваться к первому гетто. Это радует.
Отец подхватывает меня в тот самый момент, когда я готова рухнуть на камни.
Наши голоса и шум будят Робина и Несс. Они с ужасом подлетают к нам, не зная, чем они могут помочь.
