Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - страница 96

В жизни ленинградского Д’Артаньяна Леонида Тарасюка было, пожалуй, даже больше приключений, чем у знаменитого героя Дюма.

Шестнадцатилетним блокадным школьником Леня Тарасюк организовывал комсомольский отряд «Ленинградские Д'Артаньяны». Вместе с другими юными поклонниками Дюма он сбрасывал бомбы-зажигалки с ленинградских крыш. В 1944 году его призвали в армию. Он освобождал Венгрию, а в Чехословакии — концлагерь с французскими военнопленными, за что и получил от правительства Франции орден Почетного легиона. Старшим лейтенантом он возвратился в родной Ленинград, демобилизовался и стал студентом кафедры археологии Ленинградского государственного университета.

Арсений Березин так вспоминал о Тарасюке: «Его любимой книгой была „Три мушкетера“ Александра Дюма. Он прочитал ее в возрасте восьми лет, и до самого конца жизни она оставалось главной его книгой. Ради романа Дюма он выучил французский. Еще школьником он пошел в Эрмитаж и стал заниматься там историей. Мы впервые встретились в Университете 2 сентября, записываясь в секцию фехтования. Для Тарасюка это была часть жизни: он считал, что должен хорошо драться на шпагах, и это он освоил. Он также прекрасно стрелял, как и полагается каждому мушкетеру».

Тарасюк защитил диплом по скифам на кафедре археологии. Его диплом преподаватели считали практически готовой кандидатской диссертацией. И то, что он переключился на оружие, оказалось неожиданным для очень многих.

Тарасюка долго не брали в Эрмитаж — у него была неподходящая анкета: еврей, а стояли 1950-е годы, время «Дела врачей». К тому же у Тарасюка была репутация задиры и эксцентрика. Он мог пройти по Невскому проспекту в рыцарских латах, направляясь на карнавал исторического факультета Ленинградского университета.

И тем не менее звезды сложились в его пользу. Предыдущий хранитель Рыцарского зала М. Ф. Коссинский был арестован, кстати говоря, уже в третий раз. Взвесив все, партийная организация Эрмитажа пришла к выводу — надо брать Тарасюка. Все-таки он хоть и еврей, но старший лейтенант в отставке, фронтовик, орденоносец и к тому же крупнейший знаток средневекового оружия.

Став сотрудником Эрмитажа, Тарасюк за несколько лет создал не имеющую аналогов в мире экспозицию средневекового западного оружия. Досконально изучив огромную, но несистематизированную эрмитажную коллекцию, «ленинградский Д'Артаньян» в одночасье стал специалистом номер один в своей области.

Лев Тарасюк. Из архива Государственного Эрмитажа

Михаил Пиотровский:«Он был, конечно, блестящий специалист. Оружие — это романтично, но изучение его требует много сил и времени. Нужно знать две вещи: как все это работает и как это вписывается в историко-культурный контекст. Так что изучение оружия требует громаднейшей эрудиции и очень цепкого мозга».

Профессиональная карьера Тарасюка в 1950-е годы — парадокс. В Эрмитаже он — скромный младший научный сотрудник, это низшая каста в советской академической иерархии. В то же время Леонид Тарасюк — первый советский ученый, избранный в действительные члены Туринской академии Марчиано, объединяющей крупнейших специалистов по изучению старинного оружия. Членом этого элитного клуба был, в частности, потомок герцогов Лотарингских генерал де Голль.

Де Голль вступил в переписку с новым членом академии Тарасюком, и эта переписка продолжалась вплоть до 1960-х годов, когда де Голль стал президентом Франции. Специализировался Тарасюк на зажигательных механизмах пистолетов времен царя Алексея Михайловича, отца Петра Великого. Но хранил он в своем хранилище всё: и мечи, и щиты, и шлемы, и арбалеты, и сабли дамасские. Золотая страна мальчишеской мечты.

Учащиеся малого исторического факультета и слушатели лектория при Эрмитаже вспоминали, что Тарасюк приходил на занятия в широкополой шляпе с перьями и мушкетерском плаще, из-под которого торчали обычные брюки и ботинки. Лекции Тарасюка носили названия вроде «Как и чем Д'Артаньян убивал своих противников».

В Эрмитаже Тарасюк — фигура легендарная. Гений эпатажа с каким-то невероятным мушкетерским чувством юмора. Одну из молодых сотрудниц он убедил в необходимости заспиртовать скончавшегося сотрудника музея — на память потомкам.