В декабре 1956 года Хрущев всерьез занялся наведением порядка в стране. И тому есть весомые причины. Молодежь, возбужденная революционными событиями в Польше и Венгрии, от шуток переходит к делу.
19 декабря парторганизациям разослано закрытое письмо ЦК под зловещим названием «Об усилении работы партийных организаций по пресечению вылазок антисоветских враждебных элементов»: «Жалкие остатки антисоветских элементов в нашей стране, будучи враждебно настроены против социалистического строя, пытаются использовать в своих гнусных целях все еще имеющиеся у нас трудности. КГБ, прокуратуре, судам поручено сосредоточиться на борьбе с контрреволюционным охвостьем».
Советским людям предлагается забыть недавнюю хрущевскую декларацию о независимости социалистических стран и поддержке правительства Имре Надя. Пропаганда клеймит венгерские события как фашистский путч. Но многие понимают: в Венгрии восстали рабочие, крестьяне, студенты.
Василий Аксенов:«В нашем институте было очень много венгерских студентов. И многие наши друзья, окончив курс, вернулись на родину. Однажды в киножурнале перед сеансом мы увидели нашего сокурсника, который стоял среди повстанцев с автоматом на груди. Его звали Жигмунд Тодт. Мы ходили с другом пятнадцать раз в кино, чтобы удостовериться, что это он. И это был он».
Советская молодежь воспитана на романтических идеалах революции. Каждый школьник знает: только революция даст людям свободу. Восставший народ всегда прав, а те, кто в него стреляет, — нет. Подавив венгерское восстание, считают многие, Советский Союз предал дело Ленина и возвращается к сталинизму.
Василий Аксенов:«Я тогда был готов идти на защиту Венгрии. Если бы я оказался в Будапеште, я бы, конечно, был там, на баррикадах».
В нескольких городах советские студенты пишут листовки в поддержку восставших венгров и поляков. В Ленинградском горном институте участники студенческого литературного объединения сочиняют стихи, клеймящие действия наших войск в Будапеште. Наиболее известным становится стихотворение Лидии Гладкой:
Там красная кровь — на черный асфальт,
Там русское «Стой!» — как немецкое «Halt!»
«Каховку» поют на чужом языке,
И наш умирает на нашем штыке.
Александр Городницкий:«Был чудовищный скандал. Лиду вызвали на заседание парткома, стучали кулаком, кричали: „мы вас всех тут посадим!“.
Решением парткома Горного института весь тираж сборника студенческой поэзии приговорен к сожжению. Венгерская революция, начавшаяся из костров из советской литературы в Будапеште, заканчивалась таким же костром в Ленинграде.
Поэтессу спасло то, что она была беременна и собиралась с мужем уехать на Сахалин.
Хрущев и его окружение действительно испугались. Они думали, что студенчество и молодежь могут быть опорой в движении, подобном венгерскому. Правительство активно занялось воспитанием молодежи, в самом конце 1956 года начали сажать в тюрьмы „неугодных и замеченных“».
Ирма Кудрова:«Мы собирались на квартирах и обсуждали события последних дней. Среди нас были люди, которые посещали библиотеки и читали материалы в газетах, выходящих за пределами нашей страны. Читали „Трибуна люду“ — это польская газета. Читали югославскую „Борбу“. Мы отовсюду набирали сведения, чтобы пересмотреть то мировоззрение, которое сложилось у нас к этому времени. Еще мы слушали „голоса“. Лучше всего принималось ВВС. Было плохо слышно, но мы знали, в какое время надо слушать. Например, по воскресеньям „глушили“ меньше. Мы с ужасом ждали, войдут или не войдут наши войска в Будапешт. Они вошли. Это было потрясением для меня и для всех моих друзей.
После доклада Хрущева мы уже не могли слепо доверять всему что пишут наши газеты. Мы хотели выработать самостоятельное отношение ко всему происходящему. В ближайшие два месяца были написаны статьи, посвященные венгерскому процессу. Одна работа написана Виктором Шейнисом, вторая — Револьтом Пименовым. Они различались только в небольших деталях. Однажды мы собрались на квартире у Пименова, чтобы обсудить его тезисы. И в марте Пименова арестуют».
Револьт Пименов