Людмила Штерн: (в 1956 г. студентка Ленинградского горного института им. Г. В. Плеханова): «Я познакомилась со своим мужем в Горном институте. И в качестве элемента соблазнения его я его пригласила на выставку Пикассо. Он сказал, что был накануне, тем самым меня очень унизил».
Из дневников писателя Евгения Шварца:«20 декабря. Вчера я был на выставке Пикассо и позавидовал свободе. Внутренней. Он делает то, что хочет. Та чистота, о которой мечтал Хармс. Пикассо не зависит даже от собственной школы, от собственных открытий, если они ему сегодня не нужны.
Убедился, что содержание не ушло. Ушел сюжет. А содержание, которое не определить словами, осталось. Выставка вызвала необыкновенный шум в городе. У картин едва не дерутся.
Доска, где вывешиваются отзывы, производит впечатление поля боя. „Ах, как хочется после этой выставки в Русский музей“, — пишет один. „Ступай и усни там“, — отвечает другой. И так далее и тому подобное…»
Револьт Пименов:«Выставка вызвала большой резонанс: как же, впервые для нашего поколения в СССР выставляется нереалистическое искусство! Но обсуждать увиденное в Эрмитаже было негде. Споры завязывались с ходу, но служители их моментально пригашивали: не шумите! Все бурлило, не соглашалось, доказывало, требовало — а высказаться не могло. „Улица корчится, безъязыкая!“ Попытались было выпросить у дирекции помещение под дискуссию, но, насколько я понимаю, сотрудники Эрмитажа были более чем напуганы подобного рода просьбами и, не задумываясь, отказали. И вообще регламентом Эрмитажа не предусмотрено обсуждение. Висят полотна и висят, обсуждать их не положено. Положено восторгаться да внимать экскурсоводу. Тут было еще одно затруднение: из-за наплыва публики и ограниченности времени выставки в залы впускали на малый срок, минут на 15–30, а потом выгоняли, запуская новую партию».
Счастливчики, проникшие в заветные залы Эрмитажа, не могут скрыть изумления или разочарования. Большинству зрителей полотна всемирно известного Пикассо кажутся малопонятной мазней.
Многие упражняются в злорадном остроумии, заполняя книгу отзывов:
Что можно здесь сказать?
Картины я смотрел,
Затем в изнеможении присел,
Почувствовав, что так опикассел,
Что и сейчас мне верится с трудом,
Что это Эрмитаж — не сумасшедших дом.
Злитель
Вскоре книгу прячут от посетителей, при этом поток желающих увидеть картины Пикассо только увеличивается.
Сергей Юрский:«По Сталинской конституции трудящимся Советского Союза разрешены собрания, митинги, шествия, демонстрации. Демонстрации и бывали, организованные специально 7 ноября, 1 мая и по специальным случаям. Но никому в голову не приходило демонстрировать что бы то ни было, даже верность партии, не в эти дни и по собственной инициативе. Поэтому то, что случилось 21 декабря, в день рождения Иосифа Виссарионовича Сталина, в городе Ленинграде вызвало у начальства чувство недоумения».
21 декабря к площади Искусств стекаются десятки желающих обсудить выставку Пикассо. Но пройти в сквер в центре площади им не удается. Операция по блокированию площади Искусств организована на высоком оперативном уровне. Группы студентов нейтрализованы хитроумно и без лишнего насилия.
Николай Солохин:«Я учился на отделении журналистики, а с филологами был только знаком по комсомольской работе. И все мы перебывали на выставке. Для многих это было первое знакомство с таким крупным художником модернистского направления, и споры в залах университета Эрмитажа, наверное, подвигли на необходимость встретиться и поговорить. Митинг устраивался на площади Искусств, я поймал одного своего приятеля, и мы пошли вместе. Это была вторая половина дня, учебный день кончился, дело шло к сумеркам. Мы только свернули с Невского на Бродского, как вдруг появились два таких крепких мужичка на углу за гостиницей и встали на нашем пути. Ну и мы тоже остановились. А они сразу вопрос так: „Куда идете?“ Мы сказали, что гуляем. Они посоветовали гулять нам в другом месте. Мы повернулись и пошли, так что и не участвовали в этом митинге».
Ирэна Вербловская:«Я пришла на эту площадь вместе с ныне покойной Вилей Шефтейник, это Вилена Анатольевна Пименова, жена Пименова. Мы пришли со стороны Инженерной улицы и хотели пройти в центр, к скверу. Но оказалось, что перейти дорогу невозможно. Мы видели, что люди подходили и с другой стороны, подходили с улицы, тогда она называлась улицей Ракова, то есть с Итальянской, входили с улицы Бродского, это значит с Михайловской, выходили от канала Грибоедова, и никто не мог попасть в центр площади. Потому что вокруг все время ходили поливальные машины. Вопрос: что можно было поливать 21 декабря на улицах нашего города? И снег был убран, там снега не было. А когда не было поливальных машин — маршировали солдаты. Примерно так — две-три машины, а потом рота солдат. Потом опять машины. И так все время, пять минут, десять, двадцать. Мы думали, что, наверное, они должны уйти, эти машины, и можно будет пройти туда, к скверу. Но пройти было невозможно. Поскольку мы долго стояли и ждали, чтобы это закончилось, можно было рассмотреть, что в центре скамейки были не пустые, там сидело довольно много людей. Но они были какого-то, я бы сказала, однородного облика: все в одинаковых каракулевых шапках, таких папахах. Это явно была не молодежь, нам было по двадцать, и в нашем понимании люди сорока лет были пожилыми. Они все были примерно одного возраста, только мужчины. Ну, в общем-то, не надо было никаких усилий, чтобы понять, что это военные люди, которые одеты в штатское. Потому что у них такая была выправка какая-то. Они сидели, стояли, гуляли там рядом».
