Символом стиляги стал „конский хвост“. В школах с хвостиками боролись отчаянно, но поделать так ничего и не смогли. Придя из школы, девочки расплетали косы и с помощью аптечных резинок приобретали „нормальный вид“, как сказала мне одна из них.
„Бабетта идет на войну“. Волосы у героини этого фильма были уложены в сплошной кокон, сходящийся на затылке. Штука была в том, что, как бы ни трепала Бабетту жизнь, волосы оставались как только что уложенные. Прическа у нас стала называться бабеттой. Это достигалось так. Пряди волос с помощью гребенки начесывались от концов к корням. Получалась львиная грива, которую затем укладывали в кокон, приглаживая только верхний слой. Все обильно склеивалось лаком, который и появился у нас в связи с бабеттой. На затылке все концы подтыкались и скреплялись несколькими шпильками. Даже люди с крайне редкими волосами имели в результате начеса пышную прическу. Некоторые умудрялись несколько дней не расчесывать волосы — жалко было да и долго. От этого у бабетты было другое название — вшивый домик».
Мы вышли все на свет из кинозала,
но нечто нас в час сумерек зовет
назад, в «Спартак», в чьей плюшевой утробе
приятнее, чем вечером в Европе.
Там снимки звезд, там главная — брюнет,
там две картины, очередь на обе.
И лишнего билета нет.
Иосиф Бродский
«Заграница — это миф о загробной жизни, кто там побывал, тот оттуда не возвращается», — грустно шутил Илья Ильф. О том, что происходит в таинственном мире, куда попадают только избранные, можно было судить по косвенным вещественным признакам: трофеям, привезенным победителями; сувенирами, хранившимся с дореволюционных времен; остаткам ленд-лизовских даров.
Но главным источником знаний о евроамериканской цивилизации оставалось кино.
Как позже напишет Иосиф Бродский в эссе «Трофейное»: «Как я утверждаю, что одни только четыре серии „Тарзана“ способствовали десталинизации больше, чем все речи Хрущева на XX съезде и впоследствии. Нужно помнить про наши широты, наши наглухо застегнутые, жесткие, зажатые, диктуемые зимней психологией нормы публичного и частного поведения, чтобы оценить впечатление от голого длинноволосого одиночки, преследующего блондинку в гуще тропических джунглей, с шимпанзе в качестве Санчо Пансы и лианами в качестве средств передвижения. Прибавьте к этому вид Нью-Йорка (в последней из серий, которые шли в России), когда Тарзан прыгает с Бруклинского моста, и вам станет понятно, почему чуть ли не целое поколение социально самоустранилось».
По разным причинам даже в самые свинцовые годы ленинградцы имели возможность смотреть фильмы стран, которые считались врагами СССР. Было несколько источников.
Валентин Тихоненко:«Знаете, как ходили в кино? Когда приходил какой-нибудь американский фильм, то первомайская демонстрация была ничто по сравнению с очередью за билетами на этот фильм. Помню тогда на „Багдадского вора“ или „Королевских пиратов“, нищий мальчишка ходил, по сто рублей предлагал за билет, а это были большие деньги. Причем как-то так получалось, что в центре кинозала собирались те, кто ходил по Невскому, в „Асторию“. Таких было, кстати, немного, человек сто, наверное».
Наибольшим успехом пользовались так называемые трофейные фильмы: кинокартины, захваченные в 1940 году в Прибалтике и Польше, и в 1945-м в Германии. В результате к 1949 году фонд отечественных кинофильмов в СССР составлял всего 2277 единиц, а зарубежных — 13 142 фильма. Трофейные фильмы дублировались и официально выходили в советский прокат с 1946-го по 1956 г. Перед кинокартиной шел обязательный титр: «Этот фильм взят в качестве трофея при разгроме немецко-фашистских войск под Берлином».
Еще в 1940 году на экраны вышел «Большой вальс» позаимствованный на вновь присоединенных территориях (51 миллион просмотров). Первым трофейным фильмом после войны в 1946 году стала немецкая «Девушка моей мечты» с Марикой Рекк. Она стала абсолютным чемпионом проката — 104 миллиона просмотров (при том что советский хит «Подвиг разведчика» собрал 20 миллионов).
Трофейные фильмы давали огромный кассовый доход, и потому, несмотря на ропот идеологических работников, количество кинокартин в прокате возрастало: в 1947 году — 7 картин, в 1948-м — 48, в 1949-м — 44.
