Откуда взялось слово «стиляга», сейчас и не разберешь. Кажется, из жаргона ресторанных музыкантов. Но, когда в 1954 году газета ленинградского комсомола «Смена» писала: «Ещё может встретиться порою в парке, кинотеатре, пивной или ресторане хулиган, негодяй, алкоголик, дебошир или просто праздношатающийся, крикливо одетый стиляга», — читателям было ясно, о ком идет речь.
В конце 40-х годов, когда Сталин еще жив, а за политический анекдот дают 20 лет Колымы, на Невском проспекте появляются молодые люди, вид и стиль поведения которых фраппируют публику. Они называют себя стилягами. Вскоре борьба со стилягами стала одной из главных тем сатирического журнала «Крокодил» и местных газет. Отношение к стилягам смешанное и у многих сверстников, в том числе тех, кто критически относится к окружающей действительности.
Сергей Юрский:«Нужно сказать, что не только власть, а довольно значительная часть населения относилась очень скверно к стилягам. И не только из-за их резкого отличия от обычных людей, а еще по-другому. Страна бедная была, люди бедно жили, а эта одежда в западном духе, она показывала некоторый шик, богатство и раздражала. И спрашивали люди сами себя: „А деньги откуда? От папаши?“».
Борис Ширяев:«Это был даже, я бы сказал, первый признак вот такого вот начинавшегося социального расслоения, потому что бедные студенты стилягами быть не могли, даже если они хотели».
Василий Аксенов:«Деньгами не интересовались совершенно, ведь мы были люди, которые даже не представляли себе, что такое капитализм, что можно как-то деньги делать, приумножать. Это вообще немножко даже зазорно было говорить о деньгах».
Главенствовала мысль, что советская молодежь воспитана на идеях справедливости, равенства, товарищества. И более того, разделяет их. Претензии к номенклатуре в значительной степени строятся именно на обладании ею незаконными привилегиями. А стиляги именно что подчеркивают свое мнимое превосходство над «лохами», придают значение исключительно вещам второстепенным: одежде, прическе, музыке. Все остальное их не волнует.
Сергей Хахаев:«Их идея была в том, что человек, так сказать, ничего не должен обществу. Вот это была их идеология, что я делаю все, что я хочу, а на остальных мне наплевать».
Что особенно возмущало и часть сверстников, и особенно строгое поколение родителей — строителей пятилеток, фронтовиков, советских служащих, — так это то, что стиляги были индивидуалистами, чурались коллективизма. Они вели себя не как подобало ленинградским комсомольцам, а как представители некого экзотического племени. Всё свое; ареал обитания, образ жизни, даже язык. Конечно, среди стиляг попадались дети ответственных работников и обласканных властью деятелей культуры. В частности, стилягой можно назвать и Василия Сталина с его увлечением тяжелыми немецкими мотоциклами. Но костяк движения составляли, как бы мы сейчас сказали, выходцы из среднего класса — студенты, рабочие, спортсмены, музыканты. С одной стороны, это обычные молодые люди, а с другой — настоящие герои, потому что из-за этих пиджаков, этих галстуков они рисковали, по крайней мере, свободой. «Здесь в штабе народных дружин разберутся, кто и почему появился на улицах города в таком виде».
Александр Шлепянов:«У людей, когда они, скажем, кончали университет, у них был собственно выбор какой? Пойдешь направо — это советский барак, в конце пути маячит зона, пойдешь налево, а там где-то сказочный далекий Сан-Луи. Это был гимн первых стиляг: „Подожди немного, слезы утри свои, ждет тебя дорога в далекий Сан-Луи“. Не случайно сейчас где-то в Калифорнии столько людей нашего поколения».
Увидев стиляг на улицах больших городов, в частности Ленинграда, советская власть, может быть, впервые за всю историю растерялась, потому что непонятно было, что с ними делать. По 58-й за политику? Так вроде никакой политикой не занимаются, просто носят узкие брюки. За хулиганство, за разбой? Но так многие вели себя прилично. Только внешне отличались от толпы.
Иосиф Бродский, поэт: «Первой оказалась, естественно, прическа. Мы все немедленно стали длинноволосыми. Затем последовали брюки дудочкой. Боже, каких мук, каких ухищрений и красноречия стоило убедить наших мамаш-сестертеток переделать наши неизменно черные обвислые послевоенные портки в прямых предшественников тогда еще нам неизвестных джинсов! Мы были непоколебимы, как, впрочем, и наши гонители: учителя, милиция, соседи, которые исключали нас из школы, арестовывали на улицах, высмеивали, давали обидные прозвища».
