Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - страница 128

Коридор квартиры Бородулиных. Из протокола осмотра места происшествия

Мать и дочь Бородулины жили в большой двухкомнатной отдельной квартире в центре Ленинграда: для семидесятых это роскошь. В шкафах горы дефицитного товара: две мутоновые шубы, несколько пар сапог, фарфор, хрусталь, вазы, импортная электроника. Множество золотых изделий, например массивный портсигар весом в триста граммов; две сберкнижки на крупные суммы. Осмотр места происшествия длится десять часов. Среди хаотического нагромождения разнообразных вещей трудно было заметить отдельно лежащую в коридоре скромную пуговицу.

Из воспоминаний Нины Марченко:«Я часто задумываюсь, почему я обратила внимание на эту пуговицу. Интересная пуговица, формы необычной, по-моему, венгерского производства. Я сторонница взять с места происшествия как можно больше вещественных доказательств. Взяла я эту пуговицу, не думая, что от нее зависит судьба раскрытия этого дела».

Никакой очевидной картины того, что произошло у Бородулиной, не складывается. На ограбление не похоже: в квартире осталось множество дорогих вещей. Соседи рассказывают, что покойная была скрытной, предпочитала разговаривать с ними из-за закрытой двери. Следов взлома нет. Необходимо отследить все связи Бородулиной, ее контакты перед гибелью, круг знакомств.

Софья Михайловна Бородулина — вдова. Ей сорок четыре года. Последние десять лет нигде не работала, воспитывала дочерей, вела хозяйство. Муж два года назад погиб в автомобильной катастрофе. Жила Бородулина замкнуто. После того как старшая дочь Элла вышла замуж, Софья Михайловна большую часть времени проводила с дочерью Радой, ходила по магазинам. Близких знакомых или родственников в Ленинграде не имела.

Когда убивают состоятельных людей, оперативники всегда изучают имущественную историю семьи. Пытаются понять, кому будет принадлежать наследство. И, как правило, подозрение падает прежде всего на близких родственников. В уголовном розыске своя таблица умножения. Она может шокировать неподготовленного человека. Когда обнаружен расчлененный труп, то в плане оперативно-розыскных мероприятий пишется три пункта, три основные версии. Первая — близкие родственники, вторая — мясник или автомеханик, версия третья — врач. Как правило, срабатывает версия номер один.

Борис Леонидович Фридман родился в 1949 году. Еврей, беспартийный. Окончил Ленинградский технологический институт имени Ленсовета. Работал в Научно-исследовательском институте лакокрасочной промышленности. Он и его жена Элеонора живут в большой коммунальной квартире в доме на Разъезжей улице вместе с родителями Бориса Фридмана. Это люди абсолютно другого имущественного уровня, нежели убитая Бородулина. Отец Фридмана всю жизнь проработал слесарем на заводе, мать — нянечка в детском саду.

Фридманы возмущены приходом правоохранителей — их только вчера опрашивали, они не понимают, почему к ним вторглось столько людей. Но со следователем прокуратуры не поспоришь, и приходится пропустить незваных гостей в комнату. Помещение маленькое, вещей немного, обыск обещает быть недолгим: простая формальность.

Марченко открыла платяной шкаф, засунула руку в один из карманов плаща. И извлекла шесть пуговиц точно таких, как найденная на месте происшествия.

— Борис Леонидович, а это что такое?

— А это пуговицы.

— От чего?

— От плаща.

— А где плащ?

— В химчистке.

— Вы мне квитанцию покажите.

Фридман показывает квитанцию, но заказчиком значится почему-то некий Леонидов. Почему такая фамилия? Объяснения Фридмана звучат не очень убедительно: «Я своей фамилии — Фридман — не люблю и ее стесняюсь. Часто пользуюсь фамилией Иванов, а вот в этот раз написал „Леонидов“». Что за преступление — сдать плащ в химчистку?

— Почему вы сдали плащ в химчистку?

— Я запачкал его кровью, которая пошла у меня из носа в автобусе…

Нина Марченко предложила Фридману проехать с ней в прокуратуру: «Он согласился, оделся, но видно было, что бледность появилась на лице, занервничал».

Когда следователь забрала плащ Фридмана из химчистки, она обнаружила на нем следы крови. Но экспертиза показала: кровь не могла принадлежать самому Фридману, зато могла — убитым. И другие экспертизы указывали на его, именно его, виновность.