Проблема Ленинграда для советской власти, для советской эстетики заключалась в том, что это был формально провинциальный город, и просто не хватило динамита для того, чтобы уничтожить архитектурные памятники, как это сделали в Москве. Были планы поставить на Александровскую колонну Ленина, взорвать Спас на Крови, был план на месте Петропавловской крепости сделать парк культуры и отдыха, но руки не дошли. И в результате город почти не изменился. Это собрание артефактов, очень удачных вариаций на тему всего мирового искусства. Поэтому помимо Эрмитажа, помимо Публичной библиотеки, библиотеки Академии художеств сам вид этого города не мог не создавать у молодых людей, интересующихся искусством, ощущения принадлежности к Европе, и поэтому формализм, как его называли коммунисты, вылезал здесь просто из-под каждого камня.
На переломе веков Петербург стал одной из признанных художественных столиц. Здесь пересеклись линии высокого академизма и модерна. Здесь воплощались радикальнейшие идеи русского авангарда. Но уже к концу двадцатых богатое многоцветье сменилось серой пустыней. Творцы и подвижники петербургского искусства оказались не у дел. Многие кончили свой век в опале и безвестности.
Советское изобразительное искусство существовало в необычайно строгих цензурных рамках. Девушка с кистью винограда — это можно, а девушка с бутылкой вина — это исключено. Натюрморт, изображающий селедку, невозможен, а натюрморт, изображающий чашу, полную груш и яблок, — вполне допустим. Картина «Александр Невский призывает новгородцев изгнать немцев» — такое нетрудно вообразить. Но вот «Иван Грозный убивает своего сына» — этого советский художник нарисовать не может. Он не может отправить на выставку «ню» или, например, собачку (мещанство!). Он не может изобразить Черный квадрат, не может быть импрессионистом, абстракционистом, сюрреалистом. Он должен быть реалистом в духе Крамского и при этом страшно позитивным, изображающим то, что дорого советскому народу, что соответствует советской идеологии. Вот в этих рамках и надо было существовать.
Однако в послевоенные годы на художественную сцену Ленинграда вышло новое поколение. Талантливые, бесстрашные, прошедшие военное лихолетье мальчики, в большинстве своем сыновья боевых офицеров, искали учителей, которые помогли бы им стать настоящими художниками. Такие учителя есть, в городе живы еще люди, помнящие как мастеров Серебряного века, так и титанов русского авангарда.
В 1915 году в художественном бюро Добычиной на Марсовом поле выставлен «Черный квадрат» Малевича. Мировая живопись в том виде, в котором ее знали со времен Возрождения, закончилась, изобретение фотографии и кинематографа покончило с фигуративной живописью. Все, что может с натуры срисовать художник, лучше сделает фото- или кинокамера, искусство надо начинать заново. И это новое искусство, искусство XX и XXI веков, формировалось в нескольких петербургских домах.
Так, в старинном петербургском особняке Мятлевых, в доме 9 на Исаакиевской площади, в 20-е годы располагался ГИНХУК — Государственный институт художественной культуры, где преподавали одновременно Малевич, Татлин и Филонов.
Малевич умер в бесславии. Он был приговорен к забвению, а его работы надежно упрятаны в музейные запасники. Живой памятью о Малевиче для молодых художников стал его ученик, побывавший в лагере и на фронте, Владимир Стерлягов, основавший вместе с ученицей Филонова Татьяной Хлебовой «Невидимый институт». Располагалось это художественное объединение в доме на углу улиц Ленина и Газовой. Весной и летом 1917 года здесь жил Ленин. А в 60–70-е — творили художники, которые подрывали социалистический реализм.
В доме на Песочной, 10, в 1910–1930-х гг. жил замечательный русский художник Михаил Матюшин, организатор объединения «Зорвед». Матюшин придумал принцип расширенного ви́дения, то есть рисования посредством как бы широкоугольной камеры, как сейчас говорят. Он разработал теорию света, оказавшую колоссальное влияние на современный дизайн. Его работы после смерти были собраны вдовой, а затем оказались в музеях города. Находясь в запасниках, они тем не менее оказывали влияние на молодых ленинградских художников.
