Романтизм хрущевской оттепели сменился брежневским застоем, вернувшим строгую цензуру. Однако пантомиму невозможно цензурировать, что остро ощущала и ценила аудитория. Растущую популярность Григура не мог остановить даже неизбежный «развод» с Райкиным — двум большим художникам было не ужиться в рамках одной программы. В начале 1970-х Григур на вершине славы. В Ленинграде и Москве его приглашают к сотрудничеству самые разные деятели культуры: основатель Театра балета Борис Эйфман, руководитель Ленинградского мюзик-холла Илья Рахлин, театральный режиссер Марк Розовский.
Вершиной официального признания стало участие Григура в проектах «Ленфильма». Первым стал фильм «Барышня и хулиган» в постановке известного хореографа Михаила Боярчикова.
Артисты Григура оказались востребованы, но пантомима оставалась полуофициальной. Давление на студию пантомимы не ограничилось придирками и указаниями. Дело дошло до криминала, в результате которого артисты чуть не стали инвалидами.
Янина Марцоли:«Ребята выскакивали со сцены с окровавленными ногами. Впоследствии оказалось, что на сцене насыпаны маленькие сапожные гвозди».
В дальнейшем недоброжелатели Григура пользовались не столь криминальными, но гораздо более эффективными методами: комиссии, статьи в газетах, доносы в компетентные органы. Студию Григура посетила высокая комиссия, которая вынесла окончательный вердикт: артист, талант которого был признан Марселем Марсо, был аттестован как профессионально непригодный.
Там, где сейчас вторая сцена Мариинского театра, в семидесятые находился Дворец культуры имени первой пятилетки. Именно в этом дворце культуры в начале 70-х находилась студия Григура, лучший в Ленинграде коллектив пантомимы, который вскоре должен был стать профессиональным театром, первым подобным театром в стране. Но середина 70-х — это не то время, когда новые театры открываются. В 1975 году студию Григура разогнали. А через 30 лет снесли и само здание дворца. Так что о первой попытке создать профессиональный театр пантомимы в Ленинграде теперь ничего не напоминает.
Судьба Григура сложилась так же, как и у многих других представителей советского андерграунда. Он эмигрировал в США. Однако пантомима — это коллективное действие, которым невозможно заниматься без единомышленников. Григуру не помогла даже поддержка Марсо, и в эмиграции карьера Григура как мима оборвалась. Он стал преуспевающим американским художником, даже оформил одну из станций нью-йоркского метрополитена.
Для многих актеров закрытие студии Григура стало трагедией. Но продолжали работать «Лицедеи». Вячеслав Полунин организовал этот театр уже в 1968 году во Дворце культуры имени Ленсовета. Настоящий успех пришел к «Лицедеям» после новогоднего «Огонька» 1981 года, когда Полунин выступил в роли клоуна Асисяя.
Успех Полунина означал ознаменование новой эпохи. Многозначность и аскетизм пантомимы становились неактуальными. Клоунада с ее вызывающей ироничностью, яркостью и ее гротеском оказалась созвучной настроениям самой широкой публики. Творчество «Лицедеев» с восторгом принимали и дети, и строгие критики. Не осталось равнодушным и высокое советское начальство: «Лицедеев» пригласили играть в Кремлевский дворец.
Роберт Городецкий:«Мы отработали номер, ушли. Слушаем: ни одного хлопка, никто не хлопает. Вдруг Леонид Ильич закашлялся, стал немножечко поворачиваться, приготовился хлопать — и все зрители зааплодировали. Такая история».
Ленинград всегда был очень консервативным городом. Но после того, как в 1981-м Полунина показали по Центральному телевидению, в Смольном стало ясно, что с этим надо что-то делать. Если уж Леонид Ильич Брежнев рукоплещет, то это настоящее советское искусство. Скрепя сердце предоставили Полунину помещение, в Ленинградском дворце молодежи. Здесь его труппа «Лицедеи» могла репетировать, здесь они изредка давали концерты для зрителей. В восьмидесятые годы это было развивающееся, авангардное, как сказали бы сейчас, актуальное искусство.
Полунин организовал Всесоюзный фестиваль мимов, провел серию успешных гастролей за рубежом. Чувствуя себя на вершине успеха, в 1988 году он решил отпраздновать двадцатилетний юбилей «Лицедеев» ритуальными похоронами театра. Действие начиналось тем, что на сцене стояли гробы, в которых лежали актеры. Устраивая похороны «Лицедеев», Полунин очередной раз шутил, но, как оказалось, шутил пророчески. Театр не умер, однако уже через несколько лет от прежнего коллектива осталось только старое имя.
