Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - страница 104

Евгений Тиличеев:«Мы считали, что прикасаемся к чему-то такому, к чему простой человек не может иметь никакого отношения. Для тех, кто приходил со стороны, это казалось настоящим волшебством».

Через студию Славского прошло множество учеников, в числе которых был и Вячеслав Полунин. Однако его восхождение началось только в восьмидесятые. Раньше большей популярностью пользовались другие имена. Наиболее известной фигурой того времени стал Григорий Гуревич, выступавший под сценическим именем Григур. Этот выпускник Мухинского училища оставил ради пантомимы профессию художника и вместе со своим сокурсником Гарри Гоцем создал коллектив мимов.

Мим Григур, фото для рекламного плаката выступлений в Дании, конец 70-х

Выступление на Таллинском джазовом фестивале 1967 года — единственная запись студии Григура, которая сохранилась до нашего времени. Как уверяют сами участники этих представлений, лучшее осталось за кадром и исчезло навеки.

Марк Розовский:«Были красавицы-девушки, но были и красавцы-мужчины. Григорьев и Гарик Гоц — это два очень красивых тела. Я человек традиционной ориентации, но эти люди в трико вызывали у меня подлинное восхищение своими необыкновенными телами. Конечно, любая из артисток пантомимы была очень эротична, пантомима — очень чувственное искусство. Это чарующее искусство образности».

Студия Гигура первой в стране получила возможность зарабатывать на жизнь пантомимой. Актеров приняли в Петрозаводскую филармонию. С провинциальным начальством договориться было проще, чем с ленинградскими чиновниками. Мимы получили скромный номер в эстрадной программе и отправились на гастроли по Средней Азии, выступая перед самой разной публикой, вплоть до колхозников, приходивших на концерт вместе с овцами и верблюдами. Вскоре, однако, произошло событие, которое все изменило. На гастролях в Баку группа Григура встретилась с великим французским артистом Марселем Марсо.

В 1962 году Марсель Марсо выступает в Ленинграде в концертном зале у Финляндского вокзала. Великий мим средствами пантомимы говорит о Великом и Пошлом, о Жизни и Смерти, о Героизме и Трусости. Французская философия и эстетика экзистенциализма воплощаются в пантомиме.

Евгений Тиличеев:«На спектакль было не попасть, и Эдик Тышкевич нарисовал нам всем билеты. Билетеры нас пропустили, даже не подозревая, что мы подаем фальшивые билеты. На Марсо мы смотрели как на бога».

Марсель Марсо — звезда мировой величины, повидал множество своих подражателей в самых разных странах. Однако студия Григура произвела на маэстро очень сильное впечатление.

Наталья Егельская:«Марсо пригласил нас на свой концерт, мы его — на свой. Он сказал, что нам нужно в Москву, а потом — в Париж, в его школу. Мы расторгли договор с Петрозаводской филармонией и уехали в Москву. Там Марсо давал нам мастер-класс. Это было просто потрясающе, после двух актов сольного выступления в зале Чайковского до полвторого ночи он занимался с нами стилевыми упражнениями».

Портрет Марселя Марсо работы Г. Гуревича

Марсо не только щедро делился опытом, но и всерьез озаботился судьбой своих новых друзей. Он добился приема у тогдашнего всесильного министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Великий француз хлопотал о создании первого в Советском Союзе театра пантомимы на основе группы Григура. Однако у советского министра это предложение сочувствия не вызвало. Волшебная сказка закончилась, Марсо вернулся в Париж, Григур и его товарищи остались без работы.

Янина Марцоли:«Марсо посоветовал Грише показываться великим. И Гриша решил показаться великому Райкину. Посмотрев нашу программу, Райкин сказал очень коротко и ясно: „Я вас прошу сегодня вечером прийти с костюмами ко мне в театр. Мы будем работать вместе“».

В середине 60-х годов Райкин дает спектакль под названием «Избранное». Перед вторым отделением он всегда выходил и говорил: «Когда я был молод, мне очень много в жизни помогали. Теперь пришло время отдавать долги. Вы увидите пантомимы под руководством Григура». Мимы впервые выступали перед переполненным залом.

Нина Большакова:«Никто в зале не готов был нас воспринимать, потому что пантомимы никто не знал. У нас была философская программа на тему человека и стихии. Человек и джунгли, человек и море, человек и огонь, человек и машины. Пластика наша была очень необычной. Но нас принимали прекрасно. Это был взлет — и творческий, и эмоциональный. Мы были молодые, у нас были амбиции».