Путаясь в дальних огнях, рассыпаясь мириадами прозрачных снежинок, в звенящей морозной мгле гудит батюшка зимний ветер. То всемогущий он, то еле уловимый. То с ног сбивающий, всю ярость бурь собою поднимая, то нежный, ласковый, морозный, томный. И сеет батюшка кругом снежинки, сеет, сеет, как сеятель от всех щедрот душевных парные земли крепким хлебом засевает…
Господи, как же прекрасна рождественская зимняя ночь! Прекрасна, от земли до неба!
***
Топает детвора гуськом сквозь толщу снега, по деревенским улицам тихим, праздничным. Корявые сугробы-великаны выше головы тянутся, нависают, стремятся шантрапу поймать, запутать, со стежки сбить. Но гигикающая, восторженно повизгивающая ребятня, как взвод бойцов отчаянных и смелых, не отступает и дружно продирается к месту своего назначения.
Православная стужа давит не на шутку. Всё норовит под тулупчики детские забраться, дыханием морозным пощекотать. Но нет, не получается. Закутанная в тулупчики заботливыми руками мамочек, детвора отважно и весело противостоит Зиме. Вот и ворчит недовольно стужа, пыхтит, ругается. И покусывает за носики детские, да за щёчки румяные.
Где-то во мгле соседней улицы звонко щебечут девчата. Слышно – засмеялись. Эхом им откликнулся собачий лай. И снова прыскает девичий смех в ответ! Понятно. На колядки выдвинулась компания из девчонок постарше.
Шустрая ватага малышни покоряет очередной заснеженный поворот. Санька да Мишка, Прохор, Виталька, Егор. Над всеми верховодит Петька Рябой. Он самый старший, самый серьёзный. Ему достанется чуть больше наколядованных богатств. За ответственность.
Вот он на пути и первый двор, тётушки Марьи и дядька Василя Охри́пенков! Закутавшись в сумерки рождественской стужи, их заснеженная хатка сладко подрёмывает в сугробах. Из печной трубы витиевато завинчивается во мглу терпкий сизый дымок. Покрывая сугробы золотистым переливом жаркой обители, под окнами разливается мягкий свет, согревающий взор заблудшего вночи путника. Теперь понятно, что хозяева дома и с нетерпением поджидают пана Коляду и его последователей.
Торопливо втянувшись в глубину двора, толкаясь и хихикая, детвора толпится у крыльца. Затихает. Навостряет ушки. Прислушивается. За дверью льётся нежная, в несколько голосов песня. Пора!
Продравшись сквозь компанию и оббив с валеночек снег, Петька Рябой тянет рот до ушей и гулко стучит в дверь. Малышня как по команде грудится за его спиной.
– Кто тама? – откликнулся на стук весёлый хозяйский голос. И задорно добавил:
– Кому в такую сказочную ночь дома не сидится?
– Добрые хозяева, – живо ответил Петька, – отворяйте! Коляда пришёл, шутки-смех принёс! Кому пряника в лукошко, кому дулю в нос!
– Охо-хо, – притворно-торопливо заохали за дверью, – идём-идём, пан Коляда!
За дверью загремело и затарахтело. Что-то тяжёлое, улучив тёмный момент, ухнуло хозяину под ноги. Тишина. Беззлобно ругнулось. Ещё мгновение тишины. Бухнув, гулко зарокотало пустое ведро. Наконец, взвизгнула щеколда, дверь сеней распахнулась и в проёме явилось довольное лицо дядька Василя.
– А кто тута к нам пожаловал? – расплылся в улыбке хозяин. – Залетай-ка, ребятня, до дому, до хаты! Маруся, ну-ка встречай гостей!
Суетясь и толкаясь, детишки по одному прошмыгнули в тёплую, пахнущую овчинной шерстью, широкую залу. Первым по рангу затевал почин Петька. Потерев замёрзшей варежкой красный конопатый носик, он браво вытянулся и засеменил стихотворным речитативом:
– Щедрик-ведрик, добра вам, славные хозяева дома! Рождественский мороз, дай вареников поднос! Ну а к ним – кольцо ковбаски, шобы было всё, как в сказке! Взрослым селянам – святаго кагору, хлеба впору, счастья кучу, мало вздору. Шоб хозяйство рвалось в гору!
Тётушка Марья и дядько Василь, слушая задорные детские стишки и подперев руками бока, пританцовывали в такт колядки. К Петьке уже спешил Прохор свет Быков:
– Добры хозяева! – весело и немного смущённо бубнил он. – Дай Бог тому, кто в этом дому! Ему рожь густа, православна, пшеница свежа, крепка, колосиста, высока! Ему с колосу осьмина, а из зерна ему коврига, из двух зёрен – маковый пирог. Надели вас Господь и житием, и бытием, и достатком!
