Совершив таинство, ребятня, вся в стерне и сухих стебельках, порядком запревшая, но при этом и жутко счастливая, показывалась из гнезда на свет Божий. А тут их уже ждали подарки! И желание каждого малыша, каким-то немыслимым для него образом, обязательно свершалось в этот светлый, наполненный любовью и счастьем, свят вечер.
***
Отдельно в детских игрищах стоял поход с песнями и колядками по соседям. Для детишек этот поход был не обязанностью, а особенным развлечением. Тут нужно приостановиться и подробнее описать происходящее. Было всё так.
Глубже к ночи, где-то, может быть, часикам к семи-восьми вечера, детвора, собравшись в компании по пять – десять человек, отправлялась колядовать. Колядование – это праздничный обход соседей с чтением обрядовых стишат и постановками сюжетов о Рождестве Спасителя. Для колядования нужно было запастись двумя важными вещами: стихом-колядкой и кутьёй. Кутья, о которой я уже упоминал выше – это главное рождественское блюдо. Без этого угощения не обходится ни один Сочельник, ни одно Рождество. В давние времена у православных христиан был обычай: в ночь перед Рождеством они замачивали в ключевой воде сушёные хлебные зёрна, а когда ядрышки разбухали, их приправляли мёдом, цветочной пыльцой и подавали к праздничному столу. Пищу эту прозвали сочивом, ну а вечер, соответственно, Сочельником. Именно сочиво стало прообразом кутьи.
Кутья – рождественское блюдо из замоченных пшеничных зёрен (или отваренного риса), мёда и фруктов. Насыщенность кутьи зависела от благосостояния семьи. Зажиточные хозяева готовили шикарную кутью из отборной пшеницы, в которую добавляли мёд, грецкие орехи, лещину (фундук), маковые семена, чернослив, грушу, изюм и яблоки. Кашу заливали ягодным компотом. Менее обеспеченные хозяева готовили проще: отваренный рис заливался теплой медовой водичкой или компотом, а затем заправлялся маковыми семенами и орешками. Так тоже было вкусно.
К условленному времени детишки собирались в каком-нибудь проулке. У каждого в руках – плотный узелок с кутьёй. Сборы длились минут двадцать. Кто-то толкался между товарищей, гыгыкал, баловался, бросался снежками, стукал друзей по шапкам. Иной, более ответственный хлопец, про себя повторял стихи волшебной колядки, чтобы не сбиться в самый ответственный момент. Кто-то ещё не подошёл – хата окраинная, дверь снегом замело, никак не выйти. Еле-еле откопавшись и торопливо поскрипывая валеночками, хлопцы с конца деревни припаздывали на сборы. Наконец, все собирались. Замолкали. И вокруг вдруг замирала тишина.
Господи, как же прекрасна рождественская зимняя ночь! Прекрасна, от земли до неба! Развернув бескрайние полы небесного плаща, над деревенькой парит синевато-хрустальная мгла. Серебряным бисером рассыпаны по небу звёзды. Каких только нет! Тут тебе и огромные, манящие, молочно-белые, яркие. Алые, сияющие, совсем с малюсенькую козявочку. И фиолетовые, и рубиново-красные, и изумрудно-зелёные точечки светятся. Мороз крепчает, и уже за минус двадцать идёт дело. А ты стоишь, очарованный сказочным небосводом, от изумления не можешь и глаз отвесть. Светила настолько призывны и соблазнительны, а тёмная бездна так нежна и заманчива, что, кажется, привстань на носочки, оттолкнись немножко от земли, и взмоешь ввысь к прекрасным звёздам!
А небо, почуяв тотчас светлые порывы детских душ, старается вовсю и угодить желает. И вот уж звёзды затевают дружный хоровод. Мигают снизу, сверху, по горизонту россыпью, и снова сверху! Их лёгкий грациозный танец вдруг озарить стремится заблудший путник-метеор. Нещадно тьму звенящую, морозную, собою прорезая, он звёздочек прелестных ясный лик свечением Творца в излёте освещает. Довольны звёздочки, игривы, милы. Бурлить всей гаммой световой прекрасное ночное небо начинает! А ты застыл, безмолвный, онемевший, красоты Мироздания созерцая. И, кажется, песчинка маленькая ты в таком Вселенском хороводе. Иль не песчинка, а наоборот, хозяин и воитель всех галактик! И так прекрасно на душе.
Сизые размывы небосвода разрезает сталь полнолуния. Безмолвная бледнолицая луна, царица бездонной высоты, властно овладевает небом. Её холодный равнодушный свет ложится на пушистые сугробы. И белый бархат вдруг вспыхивает синевато-серебристыми искорками! Ну, точно волшебство!
